Мимикрия в СССР : воспоминания инженера, 1935 - 1942 годы, Ростов на Дону - [86]

Оправившись от испуга за собственную жизнь, все начали волноваться за судьбу близких, оставшихся в городе. Поднявшись на верхний этаж завода, откуда был хорошо виден город, я насчитала семнадцать пожаров.

Отбой дали в пятом часу. Трамваи не ходили, до моего дома было очень далеко, и я пошла так быстро, как только могла. Сделав небольшой крюк по дороге, чтобы посмотреть, все ли благополучно с университетом, я увидела пожар. Спросила идущего навстречу: "Что горит?" — "Университет", — ответил он, я побежала.

На улице, ведущей к университету, стояли милиционеры и никого дальше не пускали. Я подбежала к милиционеру.

— Товарищ милиционер, в университете мой муж. Я хочу узнать, что случилось?

— Никого не велено пускать. Там работает спасательная команда, вы будете только мешать.

— Но я должна знать, что случилось с ним. Жив ли он?

— Туда нельзя, там опасно. Идите, гражданка, домой. Если что случилось с вашим мужем, вам сообщат.

Я решила попытаться пройти с другого конца улицы, но там меня тоже не пустили, а когда я все же попыталась проскочить без разрешения, милиционер грубо схватил меня за руку и оттащил в сторону.

От людей, собравшихся на улице, я узнала, что бомбой разрушено только одно крыло здания, что есть жертвы, но кто и сколько, никто еще не знал. Моя первая мысль была остаться на месте и ждать, пока я не узнаю чего-либо о Сереже, но потом я вспомнила, что до запретного часа времени осталось мало, а я еще не знала, все ли благополучно с папой и Наташей? После семи часов меня могут арестовать на улице и продержать в милиции до утра. Я побежала домой, ничего не узнав о муже.

Нахичевань, где мы жили, не бомбили. Здесь все было тихо и наш дом стоял целым. Увидав меня, папа вздохнул с облегчением:

— Слава Богу! Хоть ты пришла, а я уж не знал, что и думать!

— А Сережа?

— Сережи нет.

Когда я бежала домой, у меня еще теплилась надежда, что, может быть, он дома. Папа начал меня утешать, но видно было, что он и сам не очень-то верит своим утешениям. Многие в нашем доме уже знали, куда попали бомбы, и наши соседи пришли узнать: все ли благополучно с Сережей?

Поздно вечером пришел грязный, мокрый и весь в саже Сережа. Он, оказывается, помогал спасательной команде в университете.

Прошло несколько дней и Сережа опять не пришел домой до запретного часа и мы с папой страшно волновались. Мы боялись, что он заработался, забыл вовремя уйти и не успел дойти до дома к семи часам. Оказаться на улице после семи часов было очень опасно. Шпиономания в городе сделалась прямо нестерпимой. Военное командование Ростова, полагая, что население достаточно запугано и не нарушит приказа, всех появившихся на улице после запретного часа, особенно с наступлением темноты, рассматривало как немецких шпионов, сброшенных с парашютами, которые будто бы не знают, что у нас не разрешается ходить по улицам после определенного часа. Телефона в доме нет, и Сережа не мог предупредить о задержке. Однако вскоре после полуночи он пришел.

— Где же ты так долго задержался?

— В военкомате.

— У тебя же белый билет.

— Был белый, а теперь серый (цвет нормального военного билета). Сегодня, кажется с трех часов, в городе начали облаву. Искали дезертиров, а также тех, кто освобожден от военной службы, и меня задержали, когда я возвращался с работы. Нас всех отвели в военкомат и там проверяли причины освобождения. Таких, как я, переосвидетельствовали на месте и почти всех признали годными.

— И тебя признали годным?

— И меня тоже. Дали мне двадцать четыре часа на сборы и устройство служебных дел.

— Что же ты теперь будешь делать? — спросила я упавшим голосом.

— Что делать? Ничего. Пойду на фронт, как и все.

На фронт идти ему не пришлось. Узнав о его призыве, ректор университета сказал Сереже, что по последнему правительственному распоряжению, старшим научным сотрудникам дается освобождение от военной службы, а так как Сережа заведует кафедрой, он входит в эту категорию, и в его новый, серый, военный билет вклеили справку об освобождении от военной службы, на этот раз уже по другой причине.

Неожиданно для нас всех призвали Юсупова. После того как выслали главного инженера и ушел на фронт Яков Петрович, директор добился брони на некоторых специалистов, без которых невозможно работать нормально, в числе их был и Юсупов. Теперь же он ушел на фронт в качестве рядового. Он прошел очень короткую военную подготовку и был послан под Таганрог. В первом же бою его убили…

Смерть Юсупова — большая потеря для комбината. Он был то, что в народе называют "самородок", прирожденный механик. Он кончил только начальную школу и недостаток образования не позволял в полной степени развиться его таланту. Он начал работать рано, когда сослали его родителей, потом вскоре женился и обзавелся семьей. Я как-то его спросила:

— Почему бы вам не пойти в рабфак, а потом в техникум?

— Родственники меня ни за что не пустят, — засмеялся он.

Его родители и старшие братья сосланы в Сибирь, и, вполне возможно, его не приняли бы в высшую школу.

Голова его всегда была полна удачных, остроумных технических идей.

Юсупов был маленького роста, и когда его призвали, ему, смеясь, говорили: "Ты такая маленькая мишень, что немцы ни за что в тебя не попадут", а он отвечал: "Не забывайте, есть и шальные пули". Видно, шальная пуля и нашла его в первом же бою!