Милый Эп - [5]

Шлепками по дну стакана Авга выгнал в рот ягоды смородинного варенья и сказал:

— И все-таки, Эп, я не пойму.

— Чего?

— Мать у тебя врач, отец инженер, вон какая шишка. Все у вас есть. Учись да поплевывай в потолок, а ты куда-то вбок, как этот… — У Шулина было универсальное сравнение «как этот», а кто — домысливай. — У меня ни фига нет, а я жму! На меня и батя с кулаком кидался, кричал, что сено косить некому, и дядька сейчас пилит, мол, куда я, бестолочь, лезу. А я лезу!.. Нет, Эп, я не хвастаю, а рассуждаю!.. Ты вот хихикаешь и называешь меня графом, а будь сейчас старое время, дореволюционное, сам графом был бы! И без хиханек! Ездил бы к нам в Черемшанку охотиться, а я бы, мужичишко, на тебя зайцев выгонял, мол, стреляйте, вашество!

Я усмехнулся:

— Пострелять я бы не против! А вот насчет моего графства ты, Авгунек, маленько загнул. Один мой дед батрачил в деревне, а второй вкалывал на каком-то паршивом заводике, так что суди, какой бы из меня граф получился!

— По дедам нечего судить. Теперь надо судить по отцам, — возразил Шулин и задумчиво повертев стакан и лизнув сладкий край, добавил: — А вообще-то сейчас и по отцам много не насудишь. Возьми вон моего!.. Только по себе!.. И у тебя, например, все данные для графа! — заключил он.

— А у тебя какие данные?

— Я пока не разобрался, но постараюсь быть и мужиком и графом.

— Ишь ты!.. Ну, во-первых, признаюсь, если уж на то пошло, я еще ничего не решил, кроме ухода из школы, раз! Во-вторых… во-вторых пропустим, а в-третьих, самое интересное, что именно таких рассуждений я и жду от родителей!

— А разве они еще не знают?

— Нет.

— А Забор?

— Причем тут Забор?.. Ты первый!

— Ах, во-он как! — воскликнул Авга. — Значит, слепой в баню торопится, а баня не топится!

— Растоплю! Сегодня хотел, да не выйдет, — сказал я, вспомнив семейные неприятности.

— А что во-вторых? — спросил Шулин.

— Во-вторых, ты Спиноза!

— Кто?

— Философ!

— А что, неправильно рассуждаю? — возмутился Шулин. — Вот ты мечешься, а я жизнь свою уже до половины рассчитал! Да-да! … Удрать из деревни — раз! Удрал. Закончить десятилетку в городе — два! Заканчиваю! Поступить на охотоведа или на геолога — три! И поступлю — кровь из носа! Пусть тятьки и дядьки с колунами бегают и шумят — я вылезу!

— Молодец!

— А чего улыбаешься?

— Да так.

Авге нравилось говорить, что он удрал из деревни. Но ведь удрать, значит, от плохого и без оглядки, а Шулин, по-моему, спит и во сне видит свою Черемшанку. И чуть в разговоре коснешься деревни, он вздрагивает, как стрелка компаса близ магнита. Как-то мы ходили за его посылкой, так Авга раз пять подносил ее к носу и затяжно принюхивался — родные запахи. Так что едва ли это сладкое бегство.

И я спросил:

— А не зря ли ты удрал?

— Не зря. Для меня попасть в институт — это все равно что на Луну, — пояснил Шулин. — Стартовать из деревни пороху не хватит, да и притяжение там здоровое. А город вроде промежуточной станции: заправлюсь — и дальше. Вот я и заправляюсь сейчас. Нет, Эп, расчет верный!

— Ну, Циолковский!

— Только так!

— А ведь и у меня кое-какие расчеты своего будущего есть, — скромно проговорил я.

— Да уж поди! Голова-то у тебя — дай бог! — важно согласился Шулин, нажал кнопку на косяке, и за стеной, в моей комнате, зажужжал зуммер — так мама вызывала меня на кухню. — Видишь?.. Чудо-юдо, рыба-кит! А ты бзыкаешь!.. Вот это мне и непонятно. Не-ет, я не отговариваю, я так… сравниваю.

Телефон опять дзинькнул.

Мебиус ответил, что дома никого нет, а я, спохватившись, что это отец может звонить за чем-нибудь срочным и важным, выскочил и перещелкнул тумблер на «in».

Глава третья

Васька Забровский все же позвонил, около пяти.

— Эп?.. Как дела?

— По последнему слову техники!

— То есть?

— Да вот оделся, иду к Светлане Петровне извиняться. Одобряешь, комсорг?

— А ты без одобрения иди.

— Ну и пошел.

— Ну и ступай. Помнишь, где она живет?

— Помню.

— Ну, привет.

— А чего звонил?

— Да так.

Хитер Забор! Просто так, по словам Шулина, и чирей не садится. Хотел ведь взять меня за жабры!..

Наш комсорг хорош тем, что никогда не поднимет паники, как дура Пичкова из восьмого «А». он просто появляется в нужный момент, внедряет в тебя свой магический взгляд и спрашивает, что ты теперь намерен делать. Если ты не знаешь, он советует, и безошибочно!

А действительно стоял одетый и действительно собирался идти к Светлане Петровне извиняться. Нет, не ради будущей пользы, не ради исправления двоек по английскому, на что намекал Авга, а для того, чтобы снять с нашей общей семейной души, которая вдруг попала в тиски, лишний грех и чтобы снять лишнюю тяжесть с души Светланы Петровны.

Светлана Петровна жила за парком культуры, в нескольких остановках. Если соединить ее дом, школу и мой дом, то получится равносторонний треугольник. Как это ни странно, но класса до шестого учителя казались мне почти роботами, я не видел, чтобы они ели, пили, приходили в школу, уходили из школы, они вроде были такими же школьными принадлежностями, как доски, парты и столы. Помню, как я однажды удивился, застав в буфете жующего бутерброд физрука. Это было прямо открытие! Дальше — больше… Весной прошлого года кто-то из девчонок пустил слух, что нашу англичанку встречает после уроков у ворот симпатичный офицер. Мы возмутились и решили отпугнуть этого офицеришку. И вот стаей человек в пятнадцать, выждав момент, мы двинулись следом за парочкой. Мы кричали, свистели, хохотали. Мы рассчитывали, что при виде такой банды офицер бросит Светлану Петровну и удерет, но он только с улыбкой оглядывался. У деревянного двухэтажного дома за парком культуры они простились. Светлана Петровна исчезла в подъезде, офицер сделал нам ручкой и ушел. На второй день маневр повторили, но на полпути офицер выпустил локоть Светланы Петровны и стремительно направился к нам. Мы опешили, потом с криками бросились кто куда. На этом преследования оборвали, но на Спинсту разозлились за предательство и из протеста наполучали кучу двоек. Светлана Петровна испугалась, срочно вышла замуж за этого офицера, и мы потихоньку успокоились.