Милый Эп - [4]

Я задумчиво опустился на стул. Дзинькнул звонок, и в прихожей появился Авга Шулин в клетчатой кепке и в серой, похожей на телогрейку куртке, из которой давно вырос.

— Эп, ты один? — шепнул он.

— Один.

На цыпочках, чтобы меньше следить, Авга прокрался в кухню, жадно, но мельком оглядел неубранный стол и, дернув подбородком, вопросительно-тревожно уставился на меня глазами, ноздрями, ртом и ушами — всем, чем нужно. Полтора года жизни в городе ни капельки не изменили Авгу — та же кепка, та же куртка и та же простоватая физиономия. Первое время я считал Шулина старательным деревенским тупицей и даже издевательски прозвал его графом. Он не обиделся на кличку. Он вообще ни на что не обижался — удивительный человек, он все принимал с улыбкой, мол, сыпьте-сыпьте, я потом разберусь. По закону Ньютона действие равно противодействию, и на него никто не обижался, а вернее, его просто не замечали. Я лишь тогда обратил на Авгу внимание, когда он однажды на «графа» ответил мне с усмешкой: «Какой я граф — графин! Кринка!» В этом были и внезапная искренность, и смелость, и проблеск ума. Не каждый отважится дать себе такую оценку. Я стал с ним больше общаться, и скоро мне понравились и его простоватая физиономия, и забавные словечки, и наивные мысли. А в этом году мы сели за один стол и подружились окончательно.

— Ты почему рано? — спросил я. — Или тоже?..

— Ну что ты! — возразил Шулин. — Спинста отпустила. Вызвала еще двух, начала объяснять, побледнела и — ступайте, говорит!

Меня это насторожило. Ведь ей нельзя волноваться! Я поднялся, пощупал кастрюлю и чайник и, хоть они были еще горячие, включил конфорки.

Авга продолжал смотреть на меня вопрошающе, ожидая каких-то разъяснений. Я понимал, что для него, который — тоже, кстати, удивительная штука! — трепетал перед учителями, у которого при виде директора подкашивались ноги и для которого даже наш комсорг Васька Забровский, или просто Забор, был властью, для него мой сегодняшний финт оказался неожиданным, потому что я не числился в анархистах.

— Шум был? — спросил я.

— Не было.

— Слава богу.

— А чего ты бзыкнул?

— Да так.

— Так не бывает. Так и чирей не садится.

— Граф, какой чирей?!

— Обыкновенный… Неужели ты из-за двойки? Из-за каждой двойки бзыкать — лучше в школу не ходить!

— А я и не пойду!

— Не пойду… Я бы тоже не ходил, да не могу — обречен учиться. Тридцать первого августа меня родили, а первого сентября уже отправили в школу.

— А я вот не пойду!

— Хм!

— Вот тебе и «хм»! — То, что я наконец выговорился, взбодрило меня. — Раздевайся! Обедать будем!.. И мой повесь. — Я кинул Авге свой плащ и стал подновлять стол.

Шулин жил у тетки с дядькой, жил впроголодь, боясь объесть их, как он сам однажды признался мне. К большим праздникам ему приходили десятирублевые переводы и посылки с салом, сушеными грибами и с лиственничной серой. Серу Авга сразу отдавал Ваське Забровскому. Васька честно делил ее и весь класс с неделю празднично работал челюстями. Дней пять после посылки Шулин отъедался, а потом опять подтягивал ремень, хотя со стороны родственников я не разу не заметил ни косого взгляда, ни обидного намека. Скорее наоборот, они вздули бы Авгу, узнай об этом. Я не сбивал друга с его чем-то и мне привлекательного принципа, но при любой возможности подкармливал Шулина.

— Садись, — сказал я, ставя на стол дымящуюся тарелку щей с мясным айсбергом.

— А-а! — крякнул Авга, потирая ладони.

— Ешь! — Я и себе налил.

Уже сунув ложку в щи, Авга замер и опять, подняв на меня полные недоумения глаза, спросил:

— Ты это серьезно, Эп?

— Абсолютно.

— А как же все-таки школа?

— Что школа? Ты ешь давай!.. Школа как трамвай: я спрыгнул, а он дальше пошел! — бодро ответил я.

— А что делать будешь? Отцу на шею сядешь?

— Балда ты, граф! Работать буду!

— Ага, в рабочие, значит, подашься! Интересно девки пляшут! Я в интеллигенты пру, а ты наоборот, как будто я тебя выдавливаю.

— Никто меня не выдавливает, — со вздохом сказал я. — А, собственно, чем плох рабочий класс?

— Рабочий класс не плох, — отозвался Шулин. — Плохо то, что я ни черта не понимаю!.. Если бы…

Звякнул телефон. Робот Мебиус загробно откликнулся. Я ринулся в прихожую, с жаром думая, что звонит Светлана Петровна — отошла и возжелала отомстить обидчику. Но это был Мишка Зеф. Он снисходительно-весело поздравил меня с моральной победой над Спинстой и велел так держать. Я буркнул «брось ты», опустил трубку и переключил тумблер на «out».

— Забор? — спросил Авга.

— Зеф, — сказал я и передал разговор.

— Харю надо бить за такие поздравления! — зло выговорил Шулин, отодвигая пустую тарелку. — Победа!.. Ты ведь не завтра собираешься бросить школу. Восьмой-то все равно надо дотягивать, тем более что осталось с гулькин нос.

— Конечно.

— Ну и вот! Поэтому тебе надо исправлять двойку, а теперь попробуй исправь!

— Ты думаешь, она слышала, как я обозвал ее?

— Еще бы! Я вон где сижу и то слышал!

— Черт! Да еще беременна!

— Двойки ставить они не беременны! — проворчал Авга, принимаясь за чай.

Некоторое время раздавалось только наше прихлебывание. Шулин щурился от чайных паров и шевелил бровями. Я думал о том, как действительно встречу завтра Светлану Петровну. Даже если я сегодня все вызубрю, что очень сомнительно, то и это не спасет меня от стыда.