Милость Келсона - [8]

После этого многие юноши и мальчики стали отращивать волосы и носить косички, хотя некоторые из «равнинных пуристов» и сторонников консервативных убеждений все еще продолжали считать короткую стрижку признаком цивилизации. Одним из таких пуристов был Коналл, носивший сооветствующую прическу, несмотря на то, что оба его младших брата красовались с коротенькими косичками с вплетенными лентами алого цвета Халдейнов, которые шли им гораздо меньше чем Дугалу с его волосами цвета меди, но являли собой явный знак уважения и к их кузену-королю, и к его сводному брату, который нашел время, чтобы поучить их стрельбе из лука и не смеялся, когда они промахивались.

Взрыв аплодисментов и девичьего смеха с другой стороны двора заставил Моргана снова обратить внимание на Дугала, который только что вогнал стрелу почти в самый центр мишени. Молодой лорд опустил свой лук и, посмотрев на Коналла, оперся на него, молча наблюдая как его высокорожденный оппонент осторожно натягивает и отпускает тетиву, попав при этом очень близко к стреле, выпущенной Дугалом, но чуть дальше от центра мишени.

– А он неплох, не так ли? – тихо сказал Келсон, кивнув на старшего из своих кузенов.

Тем временем братья Коналла, одному из них было тринадцать, другому – восемь, вышли вперед, чтобы воспользоваться своей очередью выстрелить, Дугал давал им советы, а Коналл отошел от рубежа и кисло глядел на своего главного соперника.

– Да, он весьма опытен, – согласился Морган. – Может быть, когда-нибудь он даже научится состязаться красиво. Интересно, откуда у него такой нрав. Уж точно не от Найджела.

Келсон улыбнулся и покачал головой, инстинктивно глядя на дальний конец двора, где его дядя, отец Коналла, занимался с парой пажей, находившихся под его опекой – ребята были еще слишком юны, чтобы участвовать в предстоящем походе. Старый жеребец, бывший когда-то боевым конем, терпеливо совершал круг по грязи, покрывавшей двор, один из пажей сидел на его крупе, держась за высокое седло, а второй, балансируя, пытался встать на спине животного; Найджел шел рядом и командовал лающим голосом. Джатам, оруженосец Келсона, вел жеребца под уздцы.

– Смотри-ка… – пробормотал Келсон себе под нос, когда ученик Найджела покачнулся и начал падать в взбитую копытами грязь, но Найджел подхватил его в воздухе за пояс и тунику и вернул в исходную позицию.

Они не могли слышать, что Найджел сказал парню, но его слова тут же заставили щеки мальчика вспыхнуть. Практически мгновенно мальчик восстановил равновесие и встал прямо, правда, пошатываясь, но его движения все больше и больше совпадали с движениями коня. Подбадриваемый своим напарником, сидевшим сзади, он даже начал улыбаться, а Найджел одобрительно кивнул, пока жеребец медленно замедлял свой ход, направляясь к центру круга, по которому он вышагивал.

– Боже, как я рад, что у меня есть Найджел, – прошептал Келсон, подтверждая мнение Моргана насчет гвинеддского Железного Герцога. – Я думаю, что короли всегда уезжали на войну не зная как их наследники будут управлять страной, если они не вернутся, но, имея Найджела в качестве наследника, я могу быть уверен, что Гвинедд в хороших руках.

Морган резко посмотрел на него. – Надеюсь, у Вас нет предчувствий о своей гибели?

– Нет.

Заметив в словах короля нотку отчаяния, Морган поднял бровь, но ничего не скзал, отметив, что король стал теребить золотое кольцо на левом мизинце. Совсем недавно это кольцо должно было стать обручальным кольцом для меарской принцессы, которая спала ныне вечным сном в склепе под кафедральным собором Ремута. На кольце был выгравирован крошечный халдейнский лев с глазами, инкрустированными миниатюрными рубинами. Со дня ее похорон он носил это кольцо постоянно. С того же времени он стал носить черное, благо прдворный протокол не запрещал этого. Келсон был одет очень просто, и на его голове не было даже обруча, показывающего его королевский ранг.

Морган не знал, насколько внешние знаки траура отражали настоящую глубину скорби короля. Келсон говорил, что оба знака скорби – всего лишь внешние напоминания о клятве заставить меарских повстанцев предстать перед судом, но Морган подозревал, что истинное их значение лежит гораздо глубже – хотя он не собирался лезть не в свои дела. Вынужденный, исходя из интересов государства, жениться на девушке, которая была выращена на ненависти ко всему, что могло ассоциироваться с его именем, Келсон придумал, что он любит Сидану, а она – его. К тому времени, когда они должны были связать себя брачными узами, он почти поверил в то, что эта выдумка – правда, или что он, по крайней мере, сможет сделать ее правдой.

Но ее смерть, случившаяся до того, как эта выдумка была проверена реальной супружеской жизнью, заставила молодого короля столкнуться с морем неразрешенных юношеских страстей и разрушенных идеалов. Изображая из себя убитого горем вдовца, он получил время, необходимое ему для того, чтобы разобраться в происходящем прежде чем предпринять новую попытку начать супружескую жизнь. И он, и Морган знали, что ему придется жениться снова, причем, в недалеком будущем. И, как и прежде, ему придется ставить интересы династии прежде своих личных интересов.