Милорд - [30]

— Мисс Свейн, — раздался его голос у меня за спиной. И я испугалась еще сильнее. Того, что он направляется в мою сторону, а я никак не могу остановить поток слез. К тому же, нос мой потек, и с этим тоже я ничего не могла сделать, за неимением даже платка.

Я молила Бога, чтобы герцог Хопс оставил меня в покое. Только не сейчас, когда мне так плохо, и слезы готовы перерасти в истерику! Но горячие руки легли мне на плечи и, преодолев сопротивление, повернули меня лицом к тому, кого считала своим врагом.

— Мисс Свейн, могу ли я рассчитывать на ваше прощение? — заговорил он, вглядываясь в мое залитое слезами лицо, с которым я не знала, что делать. Леди не должна никому показываться в столь неприглядном виде. И пусть это меня сейчас волновало меньше всего, но я была леди и забыть об этом не могла.

— Прошу вас, сэр! — взмолилась я, понимая, что он не собирается отпускать меня, что все еще продолжает рассматривать мое лицо. И эти слезы!.. Они продолжают катится из глаз!.. — Разрешите мне успокоиться!..

И тут он прижал меня к себе. Так нежно, словно я — фарфоровая статуэтка, которую он боится разбить. Рука герцога легла мне на затылок, в то время, как слезы мои продолжали обильно смачивать теперь уже лацкан его пиджака. Он гладил меня по волосам, пока поток слез не иссяк. И этому немало поспособствовала я сама. Первый раз за всю свою жизнь я позволила себе подобное поведение в присутствии постороннего мужчины! Впрочем, учитывая тот факт, что в этом была, прежде всего, его вина, отчасти я находила себе оправдание. И все же, у меня не укладывалось в голове, что мы находимся с герцогом сейчас в пустом зале, вдвоем, и он прижимает меня к себе. Как, должно быть, это выглядит со стороны! И если кто-то увидит нас, то позор ляжет на мою голову!

Я предприняла попытку освободиться из его объятий, но мне позволили лишь поднять голову. Моя талия все еще продолжала оставаться в тесном плену, и невольно в голове зарождались мысли, какое сильное у герцога тело и как приятно к нему прижиматься.

— Мисс Мэри, я повторю свой вопрос — могу ли я рассчитывать на ваше прощение?

Куда исчез холод из его глаз? Или со столь близкого расстояния я просто не могу его рассмотреть? Но ведь даже цвет глаз неуловимо изменился. Они потемнели и перестали казаться прозрачными.

— Сэр, прошу вас отпустить меня. Это неприлично…

— Не раньше, чем вы простите меня, мисс Мэри.

— Мне не за что вас прощать, — снова попыталась высвободиться я, но только того добилась, что прижали меня еще сильнее. Настолько тесно, что в какой-то момент я задохнулась, а лица моего коснулось горячее дыхание герцога. — Прощение вам нужно просить у дочери… — уже совсем слабым голосом пролепетала я. Моя бедная голова! Отчего же ты внезапно закружилась?

— Тогда я приглашаю вас прогуляться до моего кабинета, — каким-то странным голосом проговорил герцог, все еще не отпуская меня, словно руки его вдруг перестали слушаться.

— Хорошо, сэр, пойдемте, — снова пошевелилась я, переставая понимать уже что-либо и полагая, что абсурднее ситуации не придумаешь.

Наконец-то я получила свободу! Не удержала вздох облегчения, когда герцог отпустил меня. Впрочем, сразу же он взял меня за руку и повел на выход из зала. И на протяжении всего пути до кабинета руки моей он не выпустил. Именно этот факт заставил меня покраснеть, а тетушку Пэм удивленно вскинуть брови, когда она повстречалась нам на лестнице. И еще пара служанок нам встретилась, так что на свою порцию сплетен я теперь смело могла рассчитывать. Что ж, как говорит матушка, нет таких людей, про которых не сплетничают. А если и есть, то на небесах и их давно уже причислили к лику святых. Себя я точно святой не считала, и слава Богу, пока еще ходила по земле. На том и успокоилась.

— Присядьте, мисс, — подвел меня герцог, как малого ребенка, к тому самому стулу, где я уже имела честь сидеть, а сам обошел стол и остался стоять. — Хотите увидеть мою жену?

Вопрос меня даже не смутил, а немало напугал.

— Она же почила, сэр, насколько мне известно, — проговорила я, чувствуя, как дрогнул голос.

— Все верно, — медленно кивнул он. — И оживить ее никто не в силах. Но память о ней я увековечил.

— Вот как? — решилась я на реплику, чувствуя себя все глупее, не понимая, что он от меня хочет.

Герцог отошел к стене и вернулся к столу с чем-то большим в руках. По богатому багету я определила, что это картина, чью заднюю сторону я сейчас рассматривала. И тут же мне стало стыдно за собственную недогадливость. По всей видимости, на картине изображена его жена.

Он поставил картину на стол и какое-то время рассматривал ее. В глазах его плескалась задумчивость, и я вдруг подумала, что на любимых и умерших обычно смотрят как-то иначе. А потом герцог повернул картину ко мне лицом, и я была поражена тем, что предстало моему взору.

Назвать девушку, что смотрела на меня с полотна, некрасивой ни у кого бы не повернулся язык. Ее золотистые волосы обрамляли нежный овал лица и струились по плечам крупными блестящими локонами. Черты лица поражали изяществом, а цвет можно было сравнить разве что со слоновой костью. Но самыми поразительными были глаза. В глубине синих озер застыла вековая злоба. Это первое, что пришло мне на ум. А потом я подумала, что Серина разве что цвет глаз унаследовала от матери. Гораздо больше ей досталось от отца, и теперь я это понимала.