Мило - [25]

Инструмент этот представлял собой одну из тех больших тыкв цилиндрической формы, из которых некоторые африканские народы изготовляют барабаны. Внутри тыквы была натянута виолончельная струна, обмазанная древесной смолой. Засунув правую руку в этот звучащий ящик, мальчишка, держа его на коленях, дергал пальцами струну и извлекал хриплые, рокочущие звуки, которые вполне можно было принять за рев льва.

Посетители смеялись и совсем не собирались возмущаться, видя, как ловко их провели. Что же касается самого зверинца с «дикими зверями», то он состоял из ежа, совсем не похожего на выходца из Африки, саламандры и зеленой ящерицы, засунутых в стеклянную банку, двух морских свинок и хорька. Впрочем, хорек этот, свернувшись клубком, спал в клетке для птиц и вполне мог оказаться какой-нибудь куницей.

Кроме этих обитателей, в ящике, прикрытом куском стекла, лежала средней величины змея, голову которой разглядеть было невозможно, и стояла клетка с белыми мышами.

Быстро осмотрев все эти «сокровища» и заинтересовавшись больше всего морскими свинками, жующими салатные листы, а не змеей и не хорьком, казавшимися мертвыми, Мило подошел к мальчишке. Тот с мрачным видом продолжал аккуратно, через каждые десять секунд, извлекать хриплые звуки из своей тыквы.

Мило долго, словно настоящего льва, рассматривал этого мальчишку, а потом спросил:

— Трудно?

— Э, просто надо набить руку, вот и все, — ответил тот, пожимая плечами.

— Можно разочек попробовать, что у меня получится? — рискнул Мило.

— Нет, нельзя. Сразу ты не сумеешь, льва ты не изобразишь, и прибежит зараза хозяин, как вчера, когда я разрешил одному малому дернуть струну…

— Небось это забавно, — протянул Мило после особо удачного рычания.

— Еще бы не забавно! — ощерился мальчишка. — От этой забавы я сдираю кожу на пальцах, да и руку все время сводит. Вчера я было натянул старую перчатку, но через час она вконец разодралась. Теперь смотри: я подложил кусочки кожи. Но этот трюк я проделываю только со вчерашнего дня.

Мило постеснялся спросить у мальчишки, сколько ему платят, но, выйдя из сарая и шагая к Ратуше, задумался: может, и вообще не бывает интересных профессий? Наверно, если заниматься одним и тем же делом, то оно в конце концов превращается в тяжкую и невыносимую обузу. Разве не так?

Однако же любит его отец, например, плавать и плавает уже больше двадцати лет. А папаша Сольес и его компаньон Фиорини? Они целыми днями сидят за столом, разбирают и вновь собирают сложные миниатюрные механизмы, и все это не мешает им любить свою специальность. А папаша Жандрон из Бордо и мосье Одибер из Марселя? Они тоже целый день занимаются одним и тем же делом, и при этом не скажешь, будто они помирают со скуки. Да и сам Мило, разве он поступал иначе? Ведь и ему нравилась профессия моряка, когда он плавал вместе с отцом. Неужели в один прекрасный день он откажется от нее? Ведь не лентяй же он! Ведь он тоже любит работать…

Наконец он добрался до Ратуши, передал письмо консьержу и, уходя, глянул на доску объявлений.

Объявление в кондитерскую сняли еще до него, и Мило подосадовал, что поручение, за которое он получил два франка, оказалось бесполезным.

ГЛАВА XXXII

Во время своих шатаний в порту Мило не раз присутствовал при прибытии больших пароходов. Он видел, как при выходе из зданий портовой таможни пассажиров тут же атакует целая толпа всевозможных комиссионеров, шоферов, «стрелков», жаждущих устроить вновь прибывших в отель или проводить в ресторан, — словом, целую ораву людей, которые спешат предложить свои услуги пассажирам.

В этот день, прочитав в газете у папаши Сольеса, что почтовое судно «Д’Артаньян», принадлежащее Почтово-пассажирской морской компании и возвращающееся с Дальнего Востока, ожидается ранним утром, Мило пошел в гавань Насьональ, где судно должно было пришвартоваться у мола Б. Может быть, там ему удастся немножко подработать? Ну, например, поднести или постеречь багаж.

В течение получаса ему пришлось идти вдоль причалов, и, когда он добрался до пакгаузов, прилепившихся к молу Б, «Д’Артаньян» только что бросил якорь; трап уже был спущен.

Через четверть часа мальчик увидел, как на набережную в окружении друзей выходят и рассаживаются в машины элегантные господа. Багажа при них не было, они доверили его агентству. Потом появились японцы и китайцы, все изящно одетые в европейские костюмы, прошел индус в рединготе и в тюрбане, группа французских офицеров, возвратившихся вместе с семьями из Индокитая, какая-то дама с преподнесенным ей друзьями букетом роз, — видимо, жена высокопоставленного чиновника или крупного дельца, прошагали несколько американцев и множество богатых и вульгарных левантинцев, переговаривавшихся громкими голосами и нещадно дымивших огромными сигарами.

Вдруг вся толпа комиссионеров и «стрелков» устремилась к другому выходу, где замелькали пассажиры из третьего класса.

Мило увидел, как тянутся мимо него люди тех же самых национальностей, но уже пониже рангом. Сначала прошествовало пятнадцать солдат-вьетнамцев в полной походной форме во главе с белыми унтер-офицерами. Потом появились молодые китайцы с чемоданами, в которых хранился весь их скарб. Один из соотечественников, пришедший их встречать, крикнул им по-французски: