Милитариум. Мир на грани - [88]

– Странно. Насколько я слыхал, Алексей Алексеевич назвал психологические опыты мадам Блаватской сплошным вздором?

– Верно. Именно так он и отозвался. А вы представьте на минуту, что стало, если бы Алексей Алексеевич открыто восхищался и проповедовал учения госпожи Блаватской? Учтите, он изучил многие ее записи и постоянно интересовался у супруги, что пишет ее тетка с вершин Тибета? Как вы думаете, доверили бы ему управление целой армией в Российской империи, признайся он в подобных интересах? В общем, суть задания весьма и весьма расплывчата. Постарайтесь сделать всё возможное, чтобы потом держать ответ перед командующим. Бог в помощь, Виктор Иванович.

После этого Славин и приступил к выполнению задания, что едва не привело в первый же день к гибели. И теперь, пробираясь через ночной лес, подсвеченный разве что полной луной, он мысленно чертыхался, не понимая, как мог поддаться таинственному импульсу и решиться на еще один переход из ставки корпуса к реке. Тропа терялась во мраке, всюду слышалась какая-то особая, ночная жизнь, то ухнет сова, то пробежит быстрый зверь, то хрустнет ветка, а после ей отзовется целый хор всполошенных ночных птиц. Трижды он цеплялся накидкой за сучья, ткань трещала, но держалась. Дважды опасно спотыкался – склон был весьма крутым, и если не повезет, то можно катиться кубарем вниз, сшибаясь с деревьями, колотясь своими, человечьими ребрами, о выступающие там и тут каменные ребра горы. Но всё обошлось. Ночной кошмар закончился, когда он вышел к костру, зажженному перед палатками, кое-как уместившимися среди деревьев. Вначале он подумал, что это верх неблагоразумия, когда вот так, из-за опасности налета разжигают огонь и тем самым обозначают цель. Затем понял, что костер разожжен умело, под холмиком, и вокруг ложились разве что отсветы, а сами палатки находятся в стороне, шагах в тридцати. Стояла упоительная тишь, невозможная на войне, не позволяющая даже думать, что идет война. Издали отчетливо слышались водные всплески – это выбрались к поверхности огромные днестровские сомы и плескались, будто тяжелые каменные чушки. Берег находился поблизости, но увидеть его было невозможно – всё покрывали пологи ивовых пушистых ветвей. Гора спускалась к реке уступами, и так же уступами росли деревья. Выходило, что каждая ступенька прикрывалась листвой двух-трех деревьев, которые росли ступеньками ниже. Действительно, заметить что-либо с того берега было сложно.

Обрадованный тем, что удалось добраться без приключений, Славин успокоился и улегся на куче хвороста, собранного рядом с костром, снял форменную одежду и, накрывшись всё той же пастушьей дерюжкой, уснул.

Вначале его тревожили комары, забивавшиеся под нательное белье и натыкавшиеся там на стойкий дегтярный дух, – день за днем приходилось натираться дегтярным мылом, и натиск кровососущих насекомых ослабевал. Потом комариный писк сменился неким пульсирующим звуком, потом тот же писк стал громче, потом…

– Беги! – вновь прозвучал голос в сознании, и Славин увидел, что, пока он спал, на поляне появилась для заступления на пост ночная смена – бойцов пятнадцать, под командованием четверых унтеров. Они протирали спросонья глаза, кто-то уже пристраивал к огню большущую кружку, надетую на палку, нагреть кипятку для чая, и только он один знал, что сейчас произойдет.

– Бегите! Спасайтесь! Накроет! – заорал совсем рядом учуявший его мысли всё тот же артиллерийский поручик Невестин.

И прапорщик снова не мог шевельнуться, и смотрел, как прыгают во все стороны солдаты, как из палаток выскакивают другие, разбуженные криками, и как встает дыбом земля, превращая ночь в совершенный ад. Вот только не нашлось сейчас руки, что тащила бы за шиворот, а потому он просто смотрел, привалившись к деревцу, не в силах сделать ни единого движения. А в следующую секунду в лицо ему брызнул горячий и яркий свет.

И он проснулся.

На небольшом импровизированном плацу, – единственной ровной площадке, которую удалось очистить для построений, шла учеба новобранцев, которыми пополнился полк после Галицийской операции.

– К господам унтер-офицерам и фельдфебелям обращаться в соответствии с их чином, то есть господин унтер-офицер, господин фельдфебель. Ясно?

– Я-а-асно! – неуверенно тянули солдатики.

– К господам офицерам от прапорщика, через подпоручика, поручика до штабс-капитана обращаться «ваше благородие». Ясно?

– Я-а-асно!

– К господам капитанам, подполковникам и полковникам обращаться «ваше высокоблагородие». Ясно? К господам генерал-лейтенантам и генерал-майорам обращаться «ваше превосходительство». К господам генерал-фельдмаршалу и генералу от инфантерии, кавалерии и артиллерии обращаться «ваше высокопревосходительство». Ясно? Учеба закончена, после обеда спрошу, как запомнили.

К вскочившему и хлопающему глазами Славину подошел артиллерийский поручик Невестин и потрепал по плечу.

– Называется – болезнь войной. Я видел, как вы во сне метались, наверное, снова налет приснился? Это часто такое…

– Да? Вот уж действительно болезнь. Как взаправду. Будто пушки австрийские по солдатскому строю ударили. А я не мог даже пошевелиться.