Милицейская сага - [15]

- Коля, и на хрена тебе вся эта галиматья?

- Знаешь, дед, так тошно иногда. Просто невмоготу, - простодушно объяснился Лисицкий.

- Вот еще пытаюсь предков на иудейские корни расколоть, - доверительно сообщил он. - Оченно я сионизму привержен.

Этот-то человек и курировал по линии ОБХСС Центральный колхозный рынок, вокруг которого роились представители братских закавказских республик.

- Не пойду, - решительно повторил Тальвинский. - Да мне под нож легче.

- Можно, конечно, и не ходить.

- Не подначивай... Слушай, а если Виталика пошлем?! Парень очень толковый. Проинструктирую! Прямо сейчас и направлю.

- Мы ж его в ИВС планировали, Меденникова освобождать. - Завтра в ИВС. Ничего с выпендрюжником этим не сделается. Помаринуется лишние сутки, глядишь, поумнеет. А по Лавейкиной срок подпирает. Тут - если повезет, выйдем на новые эпизоды. Нет - отрублю концы и - в суд, с глаз долой. Но хоть совесть очистим. Так как, Александрыч?

- Ну, Виталика так Виталика. Тем более шансов-то за пару дней найти этого Тариэла, расколоть, обставить доказательствами, чтоб дело продлить, и впрямь с гулькин фиг.

Благодарный Андрей поднялся:

- Ты не забыл, кстати, что вечером у нас мероприятие. По случаю моего... - Ты, кстати, там, на аттестации, держись смирно. Клыками не больно клацай. - Так нет их боле. Повыдрали.

- Ну, зубами не скрипи.

- И зубы поистерлись.

- Тогда, стало быть, и впрямь дозрел до начальника. Короче, постучи-ка по дереву.

-Тьфу-тьфу. - Тальвинский с чувством впечатал костяшки пальцев в собственный лоб.

5.

... Лавейкина сидела всё в той же скорбной позе, в какой оставил её, уезжая в прокуратуру, Тальвинский. Она издалека заслышала приближение следователя. Да и невозможно было не услышать. Веселый бас Тальвинского бежал впереди него, словно породистый пес, упреждающий появление хозяина. Заслышала. Но даже головы не подняла. И склонённая покачивающаяся спина, и обвисшие руки, и давно не налаживаемая химзавивка с колючей проседью, - всё говорило о безмерности унижения и отчаяния и готовности нести тяжкий крест до недалекого уже конца.

Но увидел Андрей и другое: она напряжённо ждала, кем-то настроенная на безусловное скорое прекращение уголовного дела, готовая торжествовать, но и страшащаяся непредсказуемого нрава следователя.

- Заходите, - он открыл дверь, приветливо кивнул сидящему за свободным столом Морозу и этим же жестом предложил ему вникать в происходящее.

Шаркая отёчными ногами, втиснутыми в бесформенные боты, Лавейкина тяжело остановилась посреди кабинета.

- Слушайте, вам не надоел этот маскарад? - Андрей рассматривал полинялую её красную кофточку, перекрещённую на спине слёжанным, в скатанных ошмётьях пуха платком. - Что вы сюда, как на помойку, ходите? Помнится, в магазине на вас тряпки куда поприличней были.

- И детям зареку, - невнятно, слизывая потекшие обильно слёзы, забормотала Лавейкина. - Будь оно все проклято. И тряпки эти, правда ваша. И чтоб ещё когда в торговлю...

- О, заголосила, - он достал из шкафа и положил перед Лавейкиной типографский бланк. Заметил, как напряглась она, пытаясь сквозь слёзы разглядеть содержимое.

- Стало быть, так, почтенная. В связи с отказом в санкции на ваш арест в качестве меры пресечения избирается подписка о невыезде. Вплоть до приговора суда не имеете права изменять место жительства. В противном случае мера пресечения будет ужесточена.

- Воля ваша, - выдохнула Лавейкина. Спавшая с лица при словах "приговор суда", она вдруг вскинула опухшее лицо к потолку. - Господи! Почему допустил? Почему не отрубил руку мою берущую!

- Вы что, Шекспира почитываете? - поинтересовался следователь. Крепкая фигура его производила впечатление свежести и озорной решительности, проблёскивающей из-под грозного вида.

- Почему помутил мой взалкавший разум? Всё бы отдала, в рубище поползла, только б без позора!

- Да это просто-таки прямой намёк на взятку! - Андрей басисто расхохотался, безжалостно глядя в кроткие, страдающие глаза обвиняемой.

- Не любите вы меня, Андрей Иванович. А потому и в невиновность мою не верите.

- Да я скорее в невинность вашу поверю! Ровно полторы недели назад в этом самом кабинете вздевали вы руки, уверяя, что за свою жизнь копейки государственной не усвистали. Теперь, после того как я обнаружил бестоварку, безусловно доказавшую факт хищения девятисот рублей, мы вынуждены выслушивать тут новую сагу. И это при том, что в магазинчике вашем с общими остатками в восемь тысяч рублёв в советской валюте обнаружено аж на двадцать тысяч дефицитных излишков! Так что в подсобке повернуться негде. Должно, кто сверху подбросил! Через дымоход.

- Злы люди! Верите, ни сном, ни духом!

- Как не верить! - Тальвинский налился свежей яростью. - Да такую как вы за девятьсот рублей сажать, все равно что серийного убийцу за неуплату алиментов!

- Господи! Страсти какие рассказываете.

- Свечку вам, Лавейкина, стоит поставить - повезло. Поздно вы мне попались.

- Смеётесь над старушкой, Андрей Иванович. А ведь едва жива. Ноги вот отказывают. Закупорка вен. А тут ещё на нервной почве сердце. Врачи на операцию уговаривают, а я им: раз следователь не велит...Не жиличка я, видать, на этом свете. Но к вам приползу. Я и врачам говорю: раз моему следователю надо, так как-нибудь, хоть на костылях. Он у меня такой редкий человек: зря не прикажет.