Милая, 18 - [59]

Сможет ли Американский фонд, где работает Земба, разрешить все проблемы, которые на нас навалились?

Какова конечная цель немецкого глобального плана? Чем больше у немцев побед, тем меньше они считаются с мировым общественным мнением. Я слышал, что берлинское отделение гестапо 4Б, возглавляемое Адольфом Эйхманом, — это госу­дарство в государстве. 

Александр Брандель

*  *  *

С каждым разом Андрею становилось все опас­нее выезжать из Варшавы. Последняя поездка, во время которой вдруг началась неожиданная про­верка документов, была для него нешуточным пре­дупреждением. Контролер-поляк заметил, что у него фальшивые документы, но Андрей сунул ему триста злотых, и это помогло. Деньги для взят­ки у него всегда лежали наготове.

Когда во главе Еврейского Совета стоял Эм­мануил Г ольдман, Андрей получал разрешения на поездки под видом работника ”Общества попечи­телей сирот и взаимопомощи”. Теперь же, когда делами ведал Пауль Бронский, не выдавалось ни одного незаконного разрешения.

Андрей вынужден был ездить по фальшивым поль­ским документам. В его кенкарте значилось: ”Ян Коваль”. Это и раньше было рискованно, а сей­час стало еще опаснее, потому что на железных дорогах орудовали банды хулиганов, которые вы­лавливали евреев, нарушавших приказы, и либо расправлялись с ними на месте, либо передавали за вознаграждение в руки гестапо.

Благодаря арийской внешности и бросающейся в глаза физической силе Андрею удалось благопо­лучно съездить по фальшивым документам уже семь раз, вопрос был лишь в том, сколько раз ему это удастся еще.

Прибыв на конечную станцию на Иерусалимских аллеях, он отправился прямо на Милую, 18 к Алек­сандру Бранделю. Не успел он пройти и несколь­ких кварталов, как остановился, увидев людской поток, движущийся в район ”еврейского каранти­на”. Сначала толпы стекались сюда из других районов Варшавы, затем и из предместий, а те­перь уже и из других стран. Гармошки колючей проволоки оцепляли десятки улиц и площадей, обозначая границы ”карантина”.

Длинная лента несчастных, потерянных людей тянулась с северного вокзала на юг. Грохотали колеса, обитые железом. Самые богатые из со­гнанных в Польшу евреев везли вещи в фургонах, те, что победнее, катили пожитки на трехколес­ных велосипедах с багажниками или на ручных те­лежках. Но большинство тащило весь свой скарб в узлах, обернутых одеялами, взвалив их на спи­ну. Уличные торговцы старались им продать на­рукавные повязки, кастрюли, корыта, книги — что угодно. Работники ”Общества попечителей сирот и взаимопомощи” пытались в этой объятой беспокойством толпе навести порядок.

— Откуда они? — спросил Андрей стоящего ря­дом мужчину.

— Из Бельгии.

Сколько бы Андрей ни видел подобных сцен, его всего переворачивало от злости. Он резко повернулся и, вместо того, чтобы идти на Ми­лую, 18, быстро пошел на Лешно, 92, в штаб Ши­мона Эдена.

У дома 92 на Лешно стояла длинная очередь беженцев. Добровольцы помогали регистрировать вновь прибывших и раздавать им горячую пищу. К неудовольствию очереди, он прошел мимо нее прямо в регистрационный зал, где его сразу же узнали.

— Мне нужен Шимон, — шепнул он одной из де­вушек.

Шимону Эдену, одному из самых активных сио­нистов в Варшаве, приходилось прятаться на чер­даке. Тремя короткими звонками ему давали знать, что пришел кто-то из своих, другим сигналом — чтобы уходил по крышам.

Андрей поднялся на чердак по приставной лес­тнице. Они с Шимоном похлопали друг друга по спине и прошли в дальнюю часть чердака. Полу­денное солнце накалило крышу, и под ней было душно. Андрей снял шапку, расстегнул рубашку. Шимон улыбнулся, заметив, что Андрей все еще носит военные ботинки. Он долго выдвигал и за­двигал ящики стола, пока не нашел бутылку вод­ки, глотнул сам и передал Андрею.

— Как съездили?

— И хорошо и плохо, — пожал плечами Андрей.

— Из моих людей кого-нибудь видели?

— В Кракове. Подпольная газета приобретает большое значение. По крайней мере, люди узнают, под какими предлогами немцы орудуют.

— Как в Лодзинском гетто?

— Не уверен, что нам удастся снять там дома под отделения ”Общества попечителей сирот и взаимопомощи”. Эта сволочь Хаим Румковский ве­дет себя, как выживший из ума царек. Ходит в сопровождении немецких телохранителей.

Шимон чертыхнулся. Андрей рассказал ему о положении в других городах, и оба совсем по­мрачнели.

— А что говорит Алекс?

— Я его еще не видел, пришел прямо сюда, — ответил Андрей.

— Вы что-то задумали, Андрей? — посмотрел на него с любопытством Шимон.

— Вы были офицером, Шимон, мы были друзьями. Мы одинаково смотрим на вещи. Когда все нача­лось, я хотел перейти границу и раздобыть ору­жие. Алекс меня отговорил. Я терпел, но... Ши­мон, пора переходить к ответным ударам.

Шимон снова глотнул водки и утер подбородок.

— Дня не проходит, чтобы я не обжигал себе нутро, вот и все что я могу сделать, чтобы не взорваться, — сказал он.

— Если я пойду к Алексу, он меня уговорит, что не надо организовывать сопротивление. Из­вестно, если он захочет, то и мертвый захохо­чет. Но если мы придем вместе — вы от имени Сионистской федерации — и предъявим ему ульти­матум, он вынужден будет выделить нам из Аме­риканского фонда деньги на покупку оружия. Мы должны это сделать немедленно. Томпсон подозревает, что немцы следят за ним. Если Томп­сона вышлют из Польши, мы лишимся одного из главных каналов поступления долларов.