Милая, 18 - [44]

Эммануил Гольдман тоже понимал, что перед ним не эта дубина Шрекер.

— Кого вы предлагаете поставить во главе но­вого отдела? — начал прощупывать почву Кениг, остерегаясь подвоха.

— Ну, людей-то полным-полно, важно найти че­ловека, который устраивал бы все группировки. Скажем, Александр Брандель.

— Брандель? С его сионистским нутром?

— Бетарцы как группировка, — пожал плечами Гольдман, — никогда не поднимались до уровня Бранделя как человека, а теперь и группировки-то не существует. Брандель покладистый, безо­бидный человек, ему можно доверять.

— А если я разрешу создать этот отдел при одном условии?

— При каком, герр доктор?

— Чтобы возглавлял его не Брандель.

Дело зашло в тупик. Такого поворота Гольдман не ожидал. Следующий ход был за ним. Гольдман вынул из нагрудного кармана небольшой конверт и положил его Кенигу на стол.

— Здесь подробный проект создания самостоя­тельного отдела, герр доктор, — сказал он. — Прошу вас внимательно с ним ознакомиться и дать мне завтра ответ.

Уходя из ратуши, Гольдман вполне допускал, что доживает свой последний день на этой земле.

Открыв конверт, Кениг вынул из него пять ку­пюр по тысяче долларов. Все ясно: евреи хотят вести дела без посторонних глаз. В первую се­кунду он вскипел и, схватив со стола конверт, направился в кабинет Шрекера, но остановился. Шрекер над ним посмеется, а деньги заберет се­бе. Подумать только, что настоящий немец, за­нимающий высокий пост, может принять взятку! Он медленно вернулся к столу. В последние не­дели у него не осталось заблуждений относи­тельно тевтонского благородства. Вот прямо сей­час Шрекер сколачивает банды хулиганов, кото­рые будут грабить еврейские магазины и склады. Так почему бы и евреям не вести свою игру? Но он-то тут при чем? Пять тысяч долларов! Боль­ше, чем за целый год в университете. Смешно оставаться одиноким столпом добродетели среди сплошных бандитов. Но, допустим, он сохранит порядочность, тогда ему долго не продержаться при Шрекере: тот сочтет его ненормальным. Ше­вели мозгами, Франц. Шрекеру ты нужен, но оста­ваться независимым ты не можешь — таковы пра­вила игры, жестокой, как сама война.

Он ходил по дому, отнятому у Бронского. Все жульничают, все приспосабливаются. А он, между прочим, занимает ключевую позицию, и это еще только начало. В дальнейшем на такой должности можно составить огромное состояние. Играть — так играть. Пять тысяч долларов...

Мало-помалу моральные устои, на которых док­тор Кениг строил свою жизнь, расшатывались. С тех пор, как перед войной он связал свою судь­бу с этническими немцами, приходилось постоян­но идти на компромиссы, пересматривать свои поступки, подыскивать им оправдания.

— Я разговаривал с комиссаром, — сказал он на следующий день Гольдману, — и мне удалось его убедить, что самостоятельный отдел по со­циальному обеспечению — наилучший выход для всех заинтересованных сторон. Вашему Еврейско­му Совету разрешено приступить к его созданию.

Гольдман кивнул.                       

— Обдумал я и кандидатуру Александра Бранделя. Выбор мне кажется правильным. Относительно норм, штата, различных льгот пусть обратится прямо ко мне.

Гольдман снова кивнул, подумав, что Кениг, очевидно, в будущем собирается урвать себе кусок побольше. Но теперь он у них в руках. В случае чего его можно и приструнить. Игра вы­играна, но в дальнейшем деньги так легко не потекут в карман Кенига: пять тысяч долларов не только оплатили его молчание, но и подцепи­ли его на крючок. ”Кое-что мы тебе еще подбро­сим, собака, — подумал Гольдман, — но не так много, Как тебе хотелось бы, потому что мы ведь можем и рассказать твоему другу Шрекеру, как ты его обворовываешь”.

Второй этап состоял в создании самостоятель­ного отдела под названием ”Общество попечите­лей сирот и взаимопомощи” во главе с Алексан­дром Бранделем, а на третьем этапе Американ­ский фонд перевел Бранделю свыше десяти тысяч долларов на срочные расходы. Брандель снял пят­надцать помещений на севере Варшавы, в еврей­ском районе, где цены были ниже.

Эти помещения приспособили под пункты раз­дачи горячей пищи для остро нуждающихся, под пункты выдачи продовольственных талонов, под медицинские пункты, под приюты и т. д.

Хотя все эти пункты функционировали по свое­му прямому назначению, они к тому же служи­ли еще и ширмой для деятельности сионистских групп, объявленных немцами вне закона. Сионис­ты сменили названия своих организаций, но фак­тически продолжали действовать. Весь персонал ”Общества попечителей сирот и взаимопомощи” состоял из видных сионистов. Этот персонал носил особые нарукавные повязки и пользовался некоторыми льготами. Еще тысяча долларов док­тору Кенигу избавила членов персонала от при­стального внимания.

Главное — получать деньги от Американского фонда, минуя Еврейский Совет. Гольдман не со­мневался, что если они попадут Совету в руки, —  пиши пропало.

Теперь Брандель мог действовать: сионисты уцелели, есть деньги для ферм, можно расширить бетарские приюты, накормить бездомных и голод­ных, обеспечить их одеждой.

И, наконец, была решена еще одна задача. Не все помещения были отведены под пункты соци­ального обеспечения. Брандель получил возмож­ность раздать должности своим людям, и многие из них переехали в центральное здание ”Общест­ва попечителей сирот и взаимопомощи”, а их жа­лованье возвращалось в общую кассу. Толек Альтерман заявил, что это и есть сионизм в дей­ствии.