Милая, 18 - [42]

— В чем-то все же бывают, рабби, например забота о сиротах, взаимная помощь...

— И что же мы должны предпринять в тех об­ластях, где, как вы говорите, у нас расхожде­ний нет?

— Прежде всего устроить собрание. Я говорил с руководителями многих группировок, и они обе­щали прийти. Если придете и вы, то вашему при­меру последует большинство раввинов Варшавы.

— Бунд[34] вас поддерживает?

— Да.

— А федерация рабочих сионистов?

— Тоже.

— А коммунисты?

— И коммунисты.

— На таком собрании будет полнейший раз­брод.

— Мы, наоборот, попытаемся создать единый фронт, чтобы преградить поток немецких прика­зов.

— Ах, вот оно что. Но, Александр, я не об­щественный деятель и не политик, а просто учи­тель. Что же касается общественных проблем, так на то у нас есть Еврейский Совет, пусть он и решает те вопросы, о которых вы говорите.

Алекс старался запастись терпением.

— Еврейский Совет выбран немцами, — пошел он снова в наступление. — Мы чувствуем, что они хотят им воспользоваться для проведения своей политики.

— Но учитывая, что в нем такие хорошие сио­нисты, как Эммануил Гольдман, Шенфельд и Зильберберг...

— Рабби, у них совершенно нет власти. В та­кое необычное время, как наше, и меры нужны необычные.

— Чем же так необычно наше время, Алекс?

— Нам, возможно, предстоит борьба просто за то, чтобы выжить.

— Послушайте, Алекс, — старик, улыбаясь, по­гладил пышную седую бороду. Как эти молодые любят сгущать краски! — Вот вы ученый, исто­рик. Скажите мне, когда это в истории еврейского народа не велась более или менее напря­женная борьба просто за то, чтобы выжить? То, что сегодня происходит в Польше, уже не раз бывало в нашей истории. Вот вы как историк и скажите мне, разве мы не выживали при любом деспоте?

— Думаю, сейчас дело обстоит совсем иначе.

— А именно?

— Со времен Первого Храма нас убивали пото­му, что нужен был козел отпущения, потому, что это было выгодно политикам, стоявшим у власти, потому, что это давало выход страстям, ублажа­ло невежество. Крестовые походы, инквизиция, резня в Вормсе[35], погромы Хмельницкого. Но в прошлом мы никогда не сталкивались с хладно­кровно разработанным планом уничтожения.

— И каким образом ученый историк знает, что сейчас мы именно с таким планом столкнулись?

— Читал Адольфа Гитлера.

— Ага. Ну, а скажите мне, Александр, что, по-вашему, выгадают немцы от уничтожения евре­ев? Получат территории? Завладеют воображаемы­ми богатствами? Какой смысл убрать лучших вра­чей, музыкантов, ремесленников, ученых, писа­телей? Чего они этим добьются?

— Вопрос не в том, чего они добьются, а в том, на чем остановятся. Начинали немцы, как сотни других, но я не уверен, способны ли они сами себя остановить. Ни один другой народ в истории не был так психологически склонен раз­рушать во имя разрушения.

— Из ваших слов следует, что нацисты есть воплощение зла. Прекрасно. Но вы как историк должны знать, что зло само себя разрушает.

— Верно, но по дороге оно может разрушить и нас. Где это в Талмуде и в Торе сказано, что мы не должны защищаться?

— А мы и защищаемся: сохраняем веру, которая помогала нам выжить во все века. Мы защищаем­ся, оставаясь хорошими евреями. Так мы пережи­вем и это время, и все другие времена. И придет Мессия, как обещано.

— И как же, по-вашему, мы его узнаем?

— Важно, чтобы не мы его узнали, а он нас.

Спор зашел в тупик. Старик не хотел сдаваться.

— И вы можете носить это с гордостью? — Алекс снял нарукавную повязку и помахал ею перед раб­би Соломоном.

— Она была достаточно хороша для царя Давида.

— Но он не носил ее как знак унижения!

— Алекс, почему все сионисты обязательно кри­чат? Врата Небесного царства закрыты для тех, кто берется за смертельное оружие. Так будет и с вами, если вы соберете кучку бунтарей. Учитесь принимать страдания покорно, с верой в ду­ше. Только в этом наше спасение.

Глава шестая

Приказ.

Государственные пенсии для евреев отменяют­ся.

Приказ.

Евреям запрещается покупать продукты в мага­зинах и лавкам, принадлежащих неевреям.

Приказ.

Евреям, покидающим Варшаву, требуется разре­шение на поездку. Ездить они имеют право толь­ко в вагонах с надписью ”Для евреев”.

Приказ.

Стоять в очереди за получением продовольст­венных талонов евреи могут только в специально отведенных для них пунктах.

* * *

Призыв Александра Бранделя к единению прова­лился. Среди евреев был полный разброд. Боль­шинство вообще не было связано ни с какими ор­ганизациями и заботилось только о своих семьях. Тех немногих, которые имели влияние и могли бы сплотить людей, отправили в Павяк и расстре­ляли.

Мэр Старжинский, организовавший героическую оборону Варшавы, один из немногих высокопо­ставленных поляков ценивший вклад евреев в обо­рону города, исчез. Как и многих других, его увели среди ночи без всяких объяснений, и боль­ше он не вернулся.

Алекс видел, как рвутся связи между его приятелями-интеллигентами. Те, из кого прежде иде­ализм бил ключом, теперь явно не умели вопло­тить слова в жизнь.

Он попытался привлечь на свою сторону ком­муниста Роделя, руководившего большой органи­зацией. Лысый, с неизменной сигаретой во рту, Родель большую часть времени тратил на объяснения, почему следует считать, что Советский Союз воистину спас восточную часть Польши, на­пав на нее с тыла, тогда как польская армия сражалась просто за свою жизнь. Родель всегда казался Алексу забавным. У него был большой набор словесных трюков и политических уловок. Весной этого года Родель был ярым антинацис­том, летом, после заключения советско-герман­ского договора, решил, что немцы не так уж плохи, а весь мир продали западные державы. Теперь он был снова против немцев, но, главным образом, старался оправдать поведение русских. Сионизм он не признавал по той простой причи­не, что, кроме коммунизма, не признавал ниче­го. И тем не менее, Алекс в нем нуждался. От­вергать коммунистов еще хуже, чем быть отвер­гнутыми ими. Коммунисты, включая неевреев, гор­дились тем, что после евреев они самая спло­ченная прослойка. Но Родель был совсем замо­тан. Коммунистов немцы преследовали, может, еще безжалостней, чем евреев. Относительно коммунистов у гестапо был всего один приказ: ”Вылавливать и расстреливать”.