Милая, 18 - [140]

Она кивнула. И вдруг повернулась к нему и спросила в тоске:

— Простится ли мне это?

— Я буду молиться за вас и за ваше дитя, как еще никогда не молился.

Андрей догадывался, что у Габриэлы происходит серьезный разговор с отцом Корнелием. Поэтому он постарался войти в часовенку так, чтобы его услышали.

— Ну, как Стефан?

— Мальчик в отчаянии, — печально ответил Андрей.

— Что он сейчас делает?

— Он очень старался быть мужчиной, но ему все-таки только четырнадцать лет. Очень плакал, но в конце концов уснул.

— Андрей, пожалуйста, не сомневайтесь, Гайнов спасет этих детей. Я сделаю все, что в моих силах.

— Побольше бы таких ксендзов, как вы, отец Корнелий.

Глава тринадцатая

Из дневника 

Всю неделю в Варшаву прибывали особые подразделения из штаба Глобочника в Люблине, из трудовых лагерей в Травниках и Понятове, из лагерей смерти. Они располагались на правом берегу, в Праге. Оберфюрер Функ выдал им дополнительную норму шнапса, пообещав, что операция по ликвидации гетто займет от силы дня три-четыре. Они называют свою бригаду ”Мертвая голова”, как и Глобочниковы мясники.

У коммунистов есть два грузовика, спрятанных в предместье Тарговек. До нас дошли слухи, что в Махалином лесу собираются еврейские партизанские отряды. Коммунисты согласны переправить туда всех, кого нам удастся вывести из гетто.

У нас есть два коротковолновых передатчика. Один на Милой, 18 и второй во францисканском бункере. Мы передаем сообщения только в крайних случаях. Нам известно, что по нашим трансляциям немцы пытаются обнаружить месторасположение бункеров, поэтому, выходя на связь, приходится выносить радиоустановки оттуда, менять места — словом, не так это просто. В целях большей безопасности мы разработали целую серию кодов для связи с Армией Людовой, у которой есть радиопункты на арийской стороне. Мы передаем на длинных волнах, они ловятся на обычном приемнике. Сообщаем им по коду, сколько и где выйдет наших людей из канализационных люков. Андрей мне сказал, что Габриэла ведет переговоры с Армией Людовой в надежде найти новые убежища для детей. Она тоже по многу часов в день принимает радиопередачи.

Немцы забили мотками колючей проволоки большую часть люков, через которые можно выйти из гетто. Но канализационная система настолько сложна, что позволяет нам обходить проволоку. Мы создали специальную группу ”Канализационные кроты. Они ныряют под воду и режут проволоку.

Юлий Шлосберг перенес наземную мину в бункер моего сына. Он делал ее дольше, чем предполагал, поскольку Вольф настаивал, чтобы ее можно было взорвать на расстоянии. Он считает, что так можно будет уничтожить наибольшее количество врагов, и хочет сделать это сам. Теперь работа закончена: мина взорвется от искры на расстоянии в сто пятьдесят метров. Настоящий музейный экспонат эта мина — плоская, метра полтора в диаметре. Юлий говорит, у нее мощность бомбы весом в тонну, и в ней так много болтов и гаек, что он назвал ее ”котелок каши”. По-моему, Юлий сравнивает все свои изобретения с едой, потому что он всегда голоден. Одна граната у него — ”длинный штрудл”, другая — ”кнейдлех”, а бутылка с горючей смесью — ”борщ”.

Шимон, Андрей и Вольф спорят о том, куда подложить ”котелок каши”. Вольф хочет — под ворота щеточной фабрики. Он считает, что немцы слишком самоуверенны, чтобы входить туда отдельными группами через боковые входы, они пойдут прямо на мину. Андрей и Шимон, как люди военные, не думают, что немцы уж настолько безмозглые. Все-таки Вольф настоял на своем — мину подложат под ворота. Вольф упрям, как его мама.

Нам не удалось найти безопасный путь для Кристофера де Монти, а рисковать тем, что его схватят, мы не можем. Его бесит то, что он должен оставаться в бункере с женщинами и детьми во время тревоги, когда бойцы поднимаются на крыши. Шимон уверяет его, что гораздо труднее оставаться внизу, чем подниматься наверх. Шимон чуть не умирает от напряжения во время тревог.

Настроение по-прежнему бодрое, но я считаю, что и неделю мы продержаться не сможем: достаточно посмотреть, сколько сил немцы стянули в район Праги. 

Александр Брандель

Оберфюрер Функ обвел взором офицеров бригады ”Мертвая голова”. Свастики, черепа, кости крест-накрест — все как положено. С указкой в руке он обстоятельно объяснил расположение войск во время операции.

— Есть вопросы?

Нет, разумеется.

— Тогда я зачитаю вам послание рейхсфюрера Генриха Гиммлера.

Слушающие подались вперед.

”В нашей истории это самая славная страница из всех, которые были и которые будут. У нас есть моральное право, моральный долг перед нашим народом — уничтожить недочеловеков, которые хотят уничтожить нас. Только выполнив этот долг, мы займем подобающее нам место господ человеческой расы”. — Альфред Функ перевел дыхание: текст послания привел его в трепет. Затем он аккуратно сложил документ и спрятал его в нагрудный карман. — Штурмбанфюрер Зигхольд Штутце, — скомандовал он, — шаг вперед!

Австриец подошел к генералу, стараясь как можно меньше хромать, и громко щелкнул каблуками.

— Вашему ”Рейнхардскому корпусу” выпала великая честь повести за собой бригаду ”Мертвая голова” и начать ликвидацию гетто. По случаю такого великого события, как уничтожение самого большого в Европе скопления евреев, я рад вам сообщить, что вы производитесь из штурмбанфюрера в оберштурмбанфюрера!