Милая, 18 - [127]

— Смерть Кребсу! Смерть Кребсу! Смерть Кребсу! — скандировали внизу.

Украинцы, латыши, эстонцы — вся охрана с собаками выбежала из своих бараков и с пистолетами наготове кинулась к месту бунта.

Часть отряда Вольфа, спрятавшаяся за досками, пропустила охрану внутрь через единственный вход. Увидев со своего места в токарном цехе, как первый охранник вбежал в сборочный цех, Вольф подал команду ”Вперед!”

Он и еще десять бойцов вошли в коридор и столкнулись с охранниками. Украинцы очутились в ловушке. Самодельная граната попала в самую их гущу, и тут же послышались выстрелы.

Украинцы ринулись к выходу, но им преградили путь другие еврейские бойцы. Началась схватка.

Человек пять охранников вбежали в сборочный цех. Узники повскакивали со скамеек и со всей накопившейся яростью набросились на своих мучителей и их собак. В секунду и охранники, и собаки были забиты насмерть.

Узники опрокинули скамейки, поразбивали молотками верстаки.

— Кребс! Кребс! Кребс!

Надсмотрщик ошалел от страха в своей запертой кабине, ставшей его тюрьмой. Они уже поднялись за ним на галерею. Бежать некуда.

— Кребс! Кребс! Кребс!

Он пустил себе пулю в рот.

...У Анны Гриншпан, командовавшей отрядом в центральном секторе, было самое высокое военное звание из всех женщин в гетто. Ее отряд состоял из представителей разных партий и ярко свидетельствовал о возможности единства.

Перед бойцами, проводившими операцию ”Щеточная фабрика”, стояла еще одна задача: захватить все пять грузовиков. Как только фабрика оказалась в руках бойцов, Вольф передал грузовики Анне, чтобы она провела заранее разработанную операцию. На каждом грузовике — шофер, четыре бойца и освобожденные невольники.

Они стали объезжать гетто, останавливаясь у всех оставшихся складов, лавок, медпунктов. Брали все, что могло пригодиться Еврейской боевой организации. Под охраной вооруженных бойцов дело шло быстро: — ”Нагружай! Поехали”. Никаких возражений, никаких разговоров! Добытое развозили по маленьким бункерам, разбросанным по всему гетто.

Один из бункеров центрального командования находился почти под самыми бараками еврейской полиции. Шимон Эден приказал проехать там и взять пятерых еврейских полицейских.

Их отвезли в новое помещение генерального штаба на Милой, 18, на допрос к Александру Бранделю, который составил список десятков подозреваемых в сотрудничестве с немцами, в сокрытии продуктов, в спекуляции. Захваченные полицейские тут же называли адреса этих людей.

Бригады еврейских бойцов устроили на них облаву. Самых отпетых расстреляли, остальных оштрафовали.

* * *

Коренастый, приземистый командир южного района Родель чуть ли не всю жизнь был видным членом коммунистической партии. Он с иронией относился к тому, что его командный бункер находится под церковью прозелитов, о чем, конечно, знал и отец Якуб. Более того, война сблизила его с рабочими сионистами, хотя прежде он часто повторял, что сионизм — опиум для еврейского народа. Да что там рабочие сионисты! Он теперь сотрудничал и с ревизионистами, которых прежде считал фашистами, и с религиозными, которых раньше называл умственно отсталыми. Роделю такое сотрудничество казалось странным, но не более странным, например, чем военный союз между СССР и США.

После того, как казнили Варсинского, Родель отдал рабочим швейной фабрики приказ о саботаже, и из Варшавы начали уходить военные формы без ширинок, без петель, с зашитыми рукавами и воротами, со швами, расползающимися при малейшем натяжении.

Через час после захвата Вольфом щеточной фабрики управляющий швейной фабрикой Людвиг Гейнц передал Роделю через отца Якуба, что сбежала литовская охрана. Этнический немец Гейнц был одним из тех редчайших людей, кто относился по-человечески к фабричным невольникам. Насколько это от него зависело, он спасал людям жизнь.

— Я рад, что мое участие в этом кончилось, — сказал он Роделю, открыв ворота еврейским бойцам.

— Странная война, — Родель покачал лысой блестящей головой. — В меру своих возможностей вы проявили порядочность, и Еврейская боевая организация поручила мне обеспечить вам беспрепятственный выход из гетто. Проходите через ворота на Лешно.

Когда Гейнц направился к воротам, Родель ударил его сзади рукояткой пистолета, и тот потерял сознание. Родель разорвал на нем куртку и исцарапал ему лицо.

— Теперь вынесите его за ворота, — сказал он бойцам. — Жаль, что пришлось причинить ему боль, но иначе немцы что-то заподозрили бы, а так он вроде едва вырвался живым.

* * *

Командир отряда ревизионистов Самсон Бен-Горин оставался в стороне от дел Еврейской боевой организации, но события того дня заставили его отнестись к армии Шимона Эдена с уважением. Он отправил к нему нарочного с предложением связаться с их бункером и обсудить некоторые совместные действия. Шимон придумал операцию, словно созданную для Бен-Горина. В последний день января тот провел смешанный отряд — половина ревизионистов, половина из Еврейской боевой организации — через канализационные трубы на арийскую сторону. Выбрав час отлива, когда воды Вислы доходили бойцам не выше колена, и пользуясь схемой канализационной системы, взятой у Шимона, он прошел километра полтора и остановился со своим отрядом под люком на Банковской площади возле министерства финансов. Там их ждали трое связных. Один, переодетый ассенизатором, был в фургоне, второй сидел вместо кучера впереди, а третий стоял на углу, наблюдая за немецким банком. Дело было накануне выдачи жалования немецкому гарнизону. Ровно в полдень бронированный грузовик из министерства финансов остановился перед банком.