Микроурбанизм. Город в деталях - [65]
Например, в качестве “хабара” посетители пионерских “заброшек” взяли памятные фотоальбомы, освещающие жизнь лагеря с разбивкой по сменам, годам и основным событиям. Размещенные в блоге фотографии из этих альбомов[327] рисуют повседневность отдыха пионеров, включающую игру “Зарница”, антивоенный митинг против американской агрессии во Вьетнаме, торжественные линейки, спортивные соревнования, обед и даже дневной сон. У большинства комментаторов эти фотоотчеты вызвали ностальгию по пионерскому детству: “Было лето – был отдых, игры, дискотеки, фильмы, всякие кружки и прочее. Никто особо не был заморочен на политике. Дети все-таки. А поднять флаг СССР на линейке всегда было почетно, не из-за того, что это советское знамя, а из-за того, что ты выделился и чем-то заслужил (например, хорошим дежурством на воротах). Было замечательно в детстве”.
К другому специфически постсоветскому типу “заброшек” можно отнести разнообразные научно-исследовательские центры – бывшие НИИ, лаборатории, испытательные площадки, технические библиотеки и т. п. Деиндустриализация и демилитаризация российской экономики в 1990-х годах повлекли за собой сокращение исследовательских центров, работавших на нужды отдельных ведомств и ВПК. Не везде освобожденные площади были перепрофилированы и отданы под офисы, часть помещений была “законсервирована”[328] еще в начале 1990-х годов, другие организации обанкротились уже в 2000-е. Они стали объектами интереса “городских разведчиков”, поскольку обеспечивали их острыми впечатлениями, неожиданными находками и богатым материалом для фотоотчетов – антуражными научными приборами и оборудованием, лабораторной посудой и мебелью, плакатами, книгами, вещами[329].
Вот как описывает свои ощущения от похода в заброшенную лабораторию один из его участников[330]:
Когда какая-нибудь крупная отрасль начинает деградировать или приходить в упадок, она вместе с собой тянет ко дну связанные с ней научные учреждения, производственные объекты и т. д. Останавливаются исследования, закрываются лаборатории, увольняется персонал, в местах, где еще вчера кипела работа, теперь уже никого нет. Порой это происходит так неожиданно, что все оборудование и даже личные вещи остаются в закрытых зданиях на произвол судьбы. Скорее всего с этой лабораторией, которая занималась исследованием пестицидов, так и произошло.‹…› Меня всегда удивляло оставленное, работоспособное оборудование, как будто ему нельзя уже найти применения. ‹…› Когда я увидел такое количество никому не нужной химической посуды, я вспомнил свои уроки химии в школе, на которых был дефицит оборудования и все боялись разбить какую-нибудь колбу.
Безусловно, законсервированные и заброшенные бомбоубежища (“бомбари”) являются важнейшей темой “нового городского туризма”. В советское время в рамках мероприятий по гражданской обороне на предприятиях и при учреждениях создавалась мощная сеть подземных убежищ, оборудованных всем необходимым. В последние годы многие из бомбоубежищ были отремонтированы и заново оборудованы, только уже для того, чтобы стать укрытиями на случай чрезвычайной ситуации. “Городским разведчикам” бомбоубежища интересны тем, что они связаны с диггерской романтикой, обладают постапокалиптическим антуражем и наличием множества артефактов советского периода – телефонных аппаратов, плакатов по гражданской обороне, мебели, энергогенераторов, фотографий и архивов. Также “бомбари” являются неизвестными объектами для большинства работников организаций и жителей города, хотя и предполагается, что население укроется там в случае чрезвычайной ситуации. Соответственно, находка и обследование таких помещений выглядят для “новых городских туристов” еще более привлекательно, поскольку позволяют создавать собственную, альтернативную карту городского пространства, тем более что “общее количество существующих объектов гражданской обороны в Москве – государственная тайна. Причем мне кажется это тайна и для силовиков, так как с развалом СССР, много убежищ было снесено или затоплено. А уж об их состоянии известно наверно только тем, кто увлекается проникновением в подобные сооружения”[331].
Наконец, еще один тип объектов, который стоит отдельного упоминания, поскольку является специфически российским. Речь идет о заброшенных загородных помещичьих усадьбах. Безусловно, в зарубежном “сталкинге” тема заброшенных вилл и жилых домов занимает свое место, но помещичьи усадьбы – это особый тип мест, которые насыщены многочисленными литературными и историческими аллюзиями. Поэтому посещение таких мест для “новых городских туристов” предполагает романтический фрейм их восприятия – как руинированных пространств коллективной памяти[332], чье пограничное состояние между культурой и природой подчеркивает социокультурную амбивалентность данного типа “заброшек”
