Михалыч и черт - [18]
— Про боженьку вспоминаешь, а в рай не веришь? — ехидно осведомился Дмитрий Иванович. — Про рай ты что-то не вспоминаешь. Странно даже как-то. И сколько раз ты умирать собираешься? И существованием своим наслаждаться долго ли думаешь?
— А разве вампиров в рай пускают? — искренне удивился Семён Петрович. — Мы ж вроде… эти… как их… нечистая сила. Отродье сатанинское.
— Ну и гад ты, Петрович, — обиделся Дмитрий Иванович. — Я вот тебя угощаю, от всей души, можно сказать. А ты меня, офицера, тридцать лет в войсках прослужившего беззаветно, и отродьем сатанинским называешь. Ты за языком то хоть следи!
— Так ведь нас и так кровососами все называют, — примирительным тоном сказал Семён Петрович.
— Кровососом меня и при жизни называли, — сурово ответствовал Дмитрий Иванович. — Особенно когда я в наряд кого ставил или плац драить заставлял. Но я дело своё делал, как полагается. И сейчас делаю. Мне по должности положено шеи драть — я это делаю. Раньше у меня погоны были, теперь — клыки. Но я своей должности и тогда соответствовал, и сейчас соответствую. Видно, и в нынешнем моём положении устав какой-то есть, только вот никто его до меня не довёл. Сам я, своим умом, положение своё осознал и линию свою веду неуклонно и вести буду и впредь. А по поводу философии твоей отвечу я тебе просто и доходчиво. За образцово выполненное задание положено поощрение. Положено! Хочет командир или не хочет, живот у него болит или нога левая подгибаетсяа должен он найти возможность подчинённых поощрить, если они приказ чётко и правильно выполнили. И если мир устроен правильно (а будь он неправильно устроен — не протянул бы долго так), то и в целом, в мировом масштабе система такая действовать должна! Судя по тому, что положение наше хреновое — жизнью своей земной поощрение мы не заслужили. Стало быть, задание своё выполнили хреново и с должности нас вообще сняли к ёб. ной матери. Может, и правильно сделали, трудно мне судить. Я своё дело всегда старался выполнять от точки до точки, без поблажек и халтуры. Может, правда, дело я не то делал. Но тут уж ничего сказать не могу — не соизволил боженька в чёткой и ясной форме задание до меня довести. Может, решил, что сам домыслю. Я вот, видно, не домыслил. За то и повторно лямку теперь тяну, в должности только понижен. Ну да мне не впервой. У меня и хуже ситуации были… Ну а если, скажем, я своё нынешнее положение правильно понимаю и действую согласно обстановке — так неужели и не поощрят меня? Если и богов никаких нет, и ни ангелов с архангелами — так может, просто закономерность есть такая, что всякого, кто путь свой правильно осознал, непременно поощрить надо. А ведь есть такая закономерность, есть! А тебя, Петрович, послушать, так весь мир — это прям кусок говна какой-то в потоке жизни. Плавает, бултыхается… Наслаждается, одним словом. Да с такой философией ты ещё лет триста с могил крошки свои подворовывать будешь. И наслаждаться.
— Поощрение, говоришь? — призадумался Семён Петрович. — Может, и вампирам рай положен? А? Вампирский рай?
— Ладно, — Кошелев решительно встал и пошёл к откосу, отряхивая с пиджака комки глины, пожухлые листья и куски плотно, лежалого, потемневшего снега. — Давай, вставай. Наши, небось, костёр уж разожгли. Гудят вовсю. Так и водку всю без нас выпьют…
И, уже отойдя в сторону, с горькой усмешкой добавил:
— Вот, додумался… Вампирский рай…
И пошёл прочь, головой покачивая.
Семён Петрович поднялся с трудом, покачиваясь и кряхтя (и желудок непривычно полон, да и спину отлежал, а был бы жив — и радикулит прихватил бы от земли холодной), взял пакет свой (хоть и сыт, а доля общая) и пошёл вслед за ним.
Менялось небо.
Переменчива погода и весна капризна.
Прояснилось небо ненадолго, словно для того только, чтобы осветить трапезу их кровавую, и снова набежали тучи — и мелкий дождь моросящий вперемешку со снежинками колючими начал посыпать дорожки, кусты и поляны, прошлогодними листьями укрытые.
На полянах и других открытых местах таял снег, не держался. Развозило землю киселём, разводило водой.
А дорожки, плотно утоптанные, белели, на черном выделяясь — снег ложился на них мягко, но держался, не тая.
И под россыпью снега с дождём проступали тропинки в заброшенном, на лес похожем уголке кладбища, словно на снимке проявленном проступали из темноты.
— Ох, когда ж эта зима кончится, — вздохнул Семён Петрович, с шажками своими быстрыми, но мелкими с трудом поспевая за широко, размашисто идущим приятелем своим.
Дмитрий Иванович шаг замедлил и, вперёд показывая, сказал:
— Зато не заблудимся. Больше снега — в лесу светлее. А если ещё и луна выйдет — и без фонаря всё как на ладони будет… Э, да вроде и пришли уже. Глянь, Петрович, не калитка там впереди? Вроде забор за кустами проступает… и… Ну точно, калитка там. А ну, быстрее пошли!
Пригляделся Семён Петрович — и впрямь прошли они уже остаток пути, вышли по тропинке к самому забору и уж почти прямо в него упёрлись.
И калитка впереди видна, та самая, заброшенная.
Металлическая, из прутьев сваренная, была она когда-то покрашена щедро, толстым слоем чёрной краски и на мощные петли, намертво к металлической основе приваренными, плотно насажена. Даже, говорят, петли эти когда-то маслом машинным были смазаны.
«Проклятая планета! Дикий мир: ни пройти, ни проехать. Только вертолётами, а по равнинам — глиссерами на воздушной подушке. Вертолёты, правда, дикари научились сбивать. И глиссеры уничтожать научились… Плохие у них привычки, у этих животных. Дрессирует их кто-то, что ли?».
В этом селении есть обычай: чтобы стать полувзрослым, надо сходить в лес поохотиться на Буку.
В 1980 году на верфи «Мейер» в немецком городе Папенбурге был построен паром, который через четырнадцать лет вошел в историю под именем «балтийский Титаник».В ночь с 27 на 28 сентября 1994 года паром «Эстония» затонул в штормовом Балтийском море на полпути между Таллином и Стокгольмом. Это, пожалуй, единственное, что известно нам достоверно об одной из величайших трагедий бурных 90-х годов двадцатого столетия.Предлагаемый вниманию читателей роман — одно из немногих художественных произведений (а может быть, пока и единственное в своем роде), рассказывающих о неизвестных доселе событиях, предшествовавших этой катастрофе.
Остросюжетный бизнес-роман о крупном холдинге казино и игровых автоматов, действующем в России накануне запрета игр на основной территории страны.
Талантливое произведение современного автора в детективном жанре. «Этот чёртов доктор! Что он сделал с этими пациентами? Что за программу он в них вложил? Вы не контролируете его, полковник. Нет! Он водит вас за нос, он дурачит вас, а с вами — и всё Управление. Вы дали ему необходимые ресурсы, финансирование, вы позволили отбирать больных, вы предоставили специалистов по боевой подготовке! …Что они натворят? И где их теперь искать?».
Роман Александра Уварова «Ужин в раю» смело переносит в новое столетие многовековой традиции «русского вопрошания»: что есть Бог? Что есть рай и ад? Зачем мы живем? — и дает на них парадоксальные и во многом шокирующие ответы. На стыке традиционного письма и жестокого фантасмагорического жестокого сюжета рождается интригующее повествование о сломленном ужасом повседневного существования человеке, ставшем на путь, на котором стирается тонкая грань между мучеником и мучителем.
Несколько коротких рассказов Витткоп и интервью. Взято из Митин журнал N64.
«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.
История жизни одного художника, живущего в мегаполисе и пытающегося справиться с трудностями, которые встают у него на пути и одна за другой пытаются сломать его. Но продолжая идти вперёд, он создаёт новые картины, влюбляется и борется против всего мира, шаг за шагом приближаясь к своему шедевру, который должен перевернуть всё представление о новом искусстве…Содержит нецензурную брань.
Как может повлиять знакомство молодого офицера с душевнобольным Сергеевым на их жизни? В психиатрической лечебнице парень завершает историю, начатую его отцом еще в 80-е годы при СССР. Действтельно ли он болен? И что страшного может предрекать сумасшедший, сидящий в смирительной рубашке?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вы когда-нибудь задумывались о том, почему в Поднебесной до сих пор не знают — чего у них больше: иероглифов или людей, или о том, почему в Китае 4 500 000 человек писателей (включая поэтов) — и ни больше ни меньше, или почему китайцы считают, что мудрец должен быть ниже всех. Одним словом, вопросов много. И почти на все известные «китайские» вопросы дает ответ автор «Правдивой истории китайцев» Виктор Перельман.Кто знает, может быть и вы задумаетесь над другими «вопросами», прочитав истории о жизни веселого народа — китайцев!
Пока еще не известный в писательском мире молодой автор Алексей Тарасенко, предлагает читателям свое первое произведение — антимистическую утопию «Черный крест». Это роман в форме дневника и рассказывается в нем о не совсем обычных буднях российского офицера. Здесь реальность смешивается с невероятной фантазией и мистикой. Автор пытается вглядеться за одну из граней жизни… Не забыта в «Черном кресте» и тема любви, которая тонкой нитью проходит через весь роман. Но все же главная интрига скрыта в истории появления и создания черного креста — что это: миф или правда, решать читателю.