Михаил Тверской - [10]

Явившись в Орду в 1243 году вместе с сыном Константином, Ярослав поклонился Батыю и почтил его дарами. Перед тем, как войти в юрту Батыя, он, безусловно, выполнил все положенные обряды монгольской «чёрной веры» — прошёл через огонь двух костров, поклонился кусту (приюту душ умерших ханов) и золотой статуе Чингисхана, выпил считавшийся у православных христиан нечистым питьём кумыс. Тем самым Ярослав не только избежал печальной участи слишком буквально понимавшего идеи христианства князя Михаила Черниговского, но и сделал первый шаг по пути интеграции в систему образов и понятий великой Монгольской империи.

Однако поклонами «идолам» дело не кончилось. Батый как «губернатор» одной из провинций Монгольской империи («улуса Джучи») вёл сложную игру с «федеральным центром». В этой игре внешняя почтительность переплеталась с затаённой ненавистью, а притворное простодушие — с коварством. Ссылаясь на возраст и недуги, Батый отказывался лично являться в столицу империи Каракорум. Истинная причина отказа была проста: Саин-хан («Счастливый хан», как называли соплеменники Батыя) опасался попасть в руки своих врагов и принять из этих рук заздравную чашу с отравленным питьём.

Свою роль в этих двуличных отношениях должны были сыграть и живые свидетели военных успехов Батыя — правитель покорённых «урусов» великий князь Владимирский и его многочисленные сыновья.

Для начала Батый в 1243 году отправил в Каракорум сына Ярослава — Константина. Это был простейший способ показать свою лояльность имперским властям. Приезд сына главного русского князя символизировал покорение Руси и должен был смягчить неприятное впечатление, произведённое на императорский двор отсутствием самого Батыя.

Монгольская империя

Никаких подробностей о поездке Константина Ярославича в Монголию не сохранилось. Опуская это «белое пятно», можно сказать, что поездка великого князя Владимирского Ярослава Всеволодовича в Каракорум в 1245—1246 годах стала первым знакомством русской правящей элиты с внутренним устройством самого большого государства в истории человечества — Монгольской империи.

Строго говоря, Ярославу совершенно незачем было ехать за семь тысяч вёрст в Каракорум. Но с подчинением монголам русская элита уже переставала жить по своим собственным представлениям и вынуждена была усвоить себе имперские правила игры. А эти правила требовали присутствия на общемонгольском курултае местных правителей и иностранных «гостей».

Весьма архаическое по своему развитию монгольское общество не имело собственной письменной традиции и, оставив буквы и тексты на попечение китайцев и уйгуров, передавало всю необходимую степнякам информацию «из уст в уста». Наши представления о внутреннем устройстве созданного Чингисханом и его сыновьями государства строятся главным образом на сочинениях иностранных авторов. Даже знаменитая «Яса Чингисхана» — свод узаконений основателя империи — не сохранилась в виде текста. Историкам удаётся различать только общие контуры этой причудливой государственности. Согласно степной традиции «государство считалось собственностью всей царствующей фамилии, члены которой назывались султанами и один из их среды, как глава рода, провозглашался ханом» (148, 20). (Заметим, что аналогичные представления существовали и на Руси в ранний период её истории).

Исследователи понемногу раскрывают механизмы функционирования этого «родового государства». Одним из таких механизмов был ежегодный съезд монгольской знати — курултай. Это было многолюдное и впечатляющее сборище, приуроченное обычно к середине лунного года. «По сценарию курултаи строились как визуальная демонстрация монгольской мощи. Непременное присутствие на этих торжествах чужеземной знати символизировало имперский космос. В имперской системе знаков... первична обязательность ритуала» (148, 116).

Таким образом, бессмысленные с практической точки зрения поездки русских князей в Монголию следует рассматривать не только как элемент дипломатической игры Батыя с «федеральным центром», но и как свидетельство вовлечённости Рюриковичей в общеимперские порядки.

После распада государства Чингисхана имперская традиция действовала и в его осколках, в частности в Золотой Орде — своего рода «империи в миниатюре». Постоянные поездки русских князей в Орду были не только отражением политических интриг, но также исполнением определённого ритуала, символизировавшего могущество степной державы. «Съезды знати были производной монгольской системы власти» (148, 216). Наличие чужеземных — в том числе и русских — правителей при ханском дворе придавало ему блеск и величие. Русские князья решали свои практические вопросы при помощи хана, но и хан с их помощью решал свои. Одной из таких задач была достойная репрезентация ханской власти через пышность и многолюдность его двора. Другой, ещё более важной, — «регулярное возобновление статусов... Подтверждая свой статус, участники курултая подтверждали статус хана» (148, 213).

Проблема интеграции Руси в состав Золотой Орды в различных её аспектах всё чаще привлекает внимание исследователей. Высказываются мнения, сильно отличные от традиционных для отечественной историографии. Картина русско-ордынских отношений представляется более разнообразной.