Михаил Муравьев-Виленский. Усмиритель и реформатор Северо-Западного края Российской империи - [9]

.

Однако, прежде чем перейти к рассмотрению характерных примеров «производства» прошлого, инициированного идеями оппозиционного этнического национализма, следует дать общую характеристику проблем, характерных для современной белорусской историографии, как официальной, так и неофициальной.

По утверждению Г. Баттерфилда, мы не должны навязывать наши идеи прошлому, но должны стремиться понять каждую историческую эпоху «в ее собственных категориях»[19]. Однако это непреложное правило исторической науки не распространяется на процесс формирования «национального» исторического нарратива. Его задача как раз и заключается в том, чтобы «осовременить» историю страны с помощью националистической интерпретации событий прошлого. Следовательно, придать массовому историческому сознанию, формируемому в условиях политической независимости, идейную одномерность, присущую «ретроспективной мифологии» современного национализма.

Поэтому «национальная история» Белоруссии как содержанием, так и своей идеологической направленностью отторгает основополагающие традиции западно-русской историографии, положившей начало глубокому профессиональному изучению политического и религиозно-этнического прошлого страны. Так происходит потому, что западно-русская историография является научным антиподом историографии националистической, препятствуя торжеству исторической мифологии национализма, как бюрократического, так и этнического.

Более того, существование западно-русских научных традиций и современная их интерпретация лишают убедительности те идейные аргументы, которые пытается использовать господствующая бюрократия для обоснования своей иррациональной политики белорусизации. Поэтому попытки восстановления историографической преемственности с традициями западно-русской научной школы встречают политические препятствия, которые стесняют свободу ученых, критикующих современный опыт конструирования «удобного прошлого».

Продолжающиеся в последнее время официальные попытки создания национально-государственного нарратива свидетельствуют о неизменности позиции, занятой этой бюрократией в отношении западнорусского историографического наследия. Точно так же, как не признаются аутентично «национальными» русский язык и русская культура, созданные общими усилиями великороссов, белорусов и малороссов, не принимается в качестве «национального» и западнорусский исторический нарратив, имеющий фундаментальное значение для белорусской историографии.

Таким образом, стремление к созданию методологически упрощенной, идеологически ангажированной «национальной истории» является препятствием для формирования исторического нарратива, который с полным основанием можно было бы назвать общенациональным. То есть способным органически вобрать в себя сложность и богатство западнорусской историографии, как дореволюционной, так и современной.

Нарастающий экономический спад и зреющее социальное недовольство политикой деградирующей бюрократической элиты вынуждают ее всемерно наращивать пропагандистскую обработку населения с помощью националистической идеологии. Историческая политика, подчиненная интересам сохранения власти бюрократического класса, учитывает метаморфозы, которые переживает идеология официального национализма, заметно теряющая свою эффективность и прежние возможности манипулирования общественным сознанием.

Предпринимаемые бюрократией попытки реанимировать идеологические опоры своей власти с помощью идей этнического национализма вызывают, в свою очередь, политическую необходимость в белорусизации коллективной исторической памяти. В таких условиях перспективы создания общенационального исторического нарратива, способствующего консолидации политической нации на гражданской, общерусской основе, отодвигаются на неопределенные сроки.

1.4. Технологии исторического мифотворчества и вызванные им когнитивные диссонансы

Обращение к историографии определенного нами направления требует краткого экскурса в историю белорусского этнического национализма. Давайте посмотрим, как начинался этот процесс в XX столетии. Маргинальный белорусский национализм, который ставил своей целью «отщепление от общерусского ствола его белорусской ветви и создания из нее особой белорусской нации», появляется на политической авансцене после революции 1905 г. Идеи этого национализма, этнического по своей социальной природе, были привнесены в ряды немногочисленной прокатолической интеллигенции из польской социалистической партии (PPS).

Заимствованные, привнесенные извне идеи национализма давали основания православным современникам сделать вывод о том, что «белорусский сепаратизм почти во всех деталях своих скопирован с галицкого „украинского“ сепаратизма. Идейная связь его с сепаратизмом „украинским“ настолько близка, что у постороннего наблюдателя не остается никакого сомнения, что оба они родились из одного источника»[20].

Уже тогда в нарождавшейся риторике белорусского национализма русские (великороссы) представали как народ принципиально чужой в историческом, этническом и культурном отношении. Поэтому традиционное русское самосознание православных белорусов, история которого простирается от эпохи Средневековья до Новейшего времени, также воспринималось националистами как нечто чуждое, враждебное, пришедшее