Михаил Федорович - [138]

Отдельную присягу принимали патриаршие стольники, которые в свой чин верстались все равно по указу царя Михаила Федоровича. Кстати, отсутствие в тексте крестоцеловальной записи имени второго великого государя — патриарха Филарета Никитича — весьма красноречиво говорит, что формально вся царская власть принадлежала Михаилу Федоровичу и его потомкам. При поступлении в службу и верстании рядовые дети боярские — новики — тоже давали присягу. Поскольку им предстояло служить полковую службу в русской армии, они обещали «ис полков, и ис посылок без государева указу и без отпуску не съехать, и города не здати, и в полкех воевод не покинуть»[490]. Остальные люди Московского государства присягали при смене царя, их имена писались в крестоприводные книги специально присланными дворянами и воеводами на местах.

Таким образом, подданные могли принимать на себя какие-то обязательства перед царем, а царь должен был своим авторитетом охранять порядок правления, установленный до него. Но этому препятствовали «сильные люди», а также вражда «чинов» друг с другом. Об этом говорят многочисленные источники времени царствования Михаила Федоровича. В Сибири в 1630 году передавали разговоры о том, что «делается на Москве нестройно и разделилась де Москва натрое: бояре — себе, а дворяне — себе, а мирские и всяких чинов люди — себе ж, а государь де для того в кручине»[491]. Все, что исходило от царя, освящалось божественным авторитетом, отсюда такое стойкое убеждение о разделении царя и земли, тоже устроенной по Божиему замыслу. В этом и состояла суть самодержавия Московского государства, в укреплении которого царь Михаил Федорович сыграл выдающуюся роль.

Царь Михаил Федорович не случайно считается родоначальником романовской династии. В нем уже заметно то, что будет отличать всех без исключения последующих Романовых — и его великого внука Петра I, и отдаленного потомка Николая II. Вольтер, обратившись к изучению истории Петра I, подметил в деятельности его предков стремление к преобразованиям: «Дух семьи Романовых состоит в том, чтобы все время приобщать государство к культуре»[492]. «От „государева батюшки“ Филарета Никитича до его великого правнука Петра все первые представители династии Романовых одинаково были проникнуты стремлением к государственному и народному благу», — писали в 1912 году П. Г. Васенко, С. Ф. Платонов и Е. Ф. Тураева-Церетели[493].

О другой фамильной романовской черте очень точно сказал Л. В. Выскочков, автор биографического исследования о Николае I: «Он вел себя так, как должен был вести государь, по крайней мере так, как он должен был вести себя в его представлении»[494]. Но, в отличие от потомков, царю Михаилу Федоровичу приходилось доказывать свое право называться государем, трудиться над тем, чтобы построенный им Дом Романовых мог продержаться на долгие столетия. Последующие поколения Романовых лишь укрепляли и ремонтировали возведенное им здание.

Непредвзятое изучение биографии царя Михаила Федоровича, без монархического придыхания или советского уничижения «царизма», показывает нам драму основателя рода, волею судьбы вознесенного на вершину власти, глубоко верившего в свое Божественное предназначение и освящение его царского титула. Прослеженный в книге путь царя Михаила Романова, начавшийся от Ипатьевского монастыря в 1613 году, через возвращение из плена патриарха Филарета Никитича в 1619 году, через десятилетие устройства «земли» в 1620-е годы, через Смоленскую войну и другое «оборонительное» десятилетие 1635–1645 годов, показывает, что царская власть была для него скорее «венцом терновым». В биографии царя Михаила Федоровича было все, что бывает у обычного человека: взлеты и падения, слава и поражения, любовь и разочарование, преданность и неблагодарность близких. Но все эти переживания многократно усиливались, так как не представляли частного дела одного человека, а имели отношение к образу власти. Он — один из тех царей, кто может считаться образцом семейной и христианской добродетели. Его не в чем упрекнуть ни по отношению к своим родителям, воле которых он был послушен, даже находясь на троне, ни к своей жене и детям. Кому-то это может показаться даже скучным, но не стоит торопиться с приговором. Надо вспомнить, что в царствование Михаила Федоровича были живы многие современники более «интересного» для историка царя — Ивана Грозного. Они знавали размах царской кручины и гнев царя, не щадившего ни своих детей, ни своих друзей, ни целые города и страны. Идея «тишины», а не «грозы», исходящая от царя, утверждалась в царствованиях двух «тишайших» государей XVII столетия — Михаила Федоровича и его сына Алексея Михайловича. Увы, осуществилась она только в чаяниях русских книжников, а не в истории XVII века, названного «бунташным».

Царю Михаилу Федоровичу пришлось решать задачу вывода России из Смуты. Ему легко было бы сбиться с пути, проявить пресловутую твердость и при возникшем общем стремлении к устойчивому порядку старины взять на вооружение модель власти Грозного царя. Но выбран был другой, более осторожный путь — не через потрясения, а через собирание сил. Так, наверное, Иван Калита, спрятав уязвленную ордынцами гордость, упрямо собирал земли вокруг Москвы и тратил деньги из своего «мешка» на строительство будущей столицы Русского государства. Смута дала серьезную прививку власти от авантюризма и жестокости, которых так много было в начале XVII века. Новый царь Михаил Федорович сознательно выбирал противоположное направление своих действий. Ему сначала надо было построить Дом Романовых и не дать никому разрушить или изменить задуманный проект. В этом он преуспел, остальное было делом его потомков.