Миг власти московского князя - [6]

«Ишь ты, перед ним целая рать, а он вроде и не страшится, сразу видно: не из слабого десятка му­жик», — отметил он про себя и, усмехнувшись, как можно строже крикнул в ответ:

— Что ж ты, храбрец, не признал княжеской дру­жины? Видать, с испугу везде поганые да бродни ме­рещатся! Разбирай‑ка живее завал, не то плети отве­даешь.

— Не серчайте, люди добрые, — раздался другой голос из‑за завала, в то время как крайние стволы, со­ставляющие преграду, начали шевелиться. — Велел я на ночную пору преграждать пути ко всем переправам. Пока лед не окрепнет — все какая ни есть защита горо­ду от лихих людей, — продолжал говорить незнако­мец, который торопливо пробирался в образовавшийся между стволами прогал.

И вот перед князем и его спутниками, на всякий случай загородившими Михаила Ярославича своими телами, предстал полноватый, небольшого роста че­ловек.

— Посадник я, Василий, Алексия сын, — предста­вился он и, сняв шапку, отвесил низкий поклон.

Окинув цепким взглядом стоящих перед ним лю­дей и заметив знакомое лицо сотника Никиты, посад­ник чуть заметно кивнул, а затем, безошибочно опре­делив, кто из гостей и есть князь, вновь согнулся в низ­ком поклоне:

— Богом прошу, не гневайся, Михаил Ярославич! Не успеешь оглянуться, как дорога перед тобой скатер­тью камчатной[13] расстелется. Увидишь, как ждали мы тебя, защитника нашего. И вящие и мизинные[14] мужи, и стар и млад — все тебе рады–радешеньки. Палаты для тебя и людей твоих приготовлены. Ждут не дож­дутся хозяина, — с подобострастием говорил посад­ник, в то время как мужики споро растаскивали завал.

— К чему мне серчать на тебя. Пока нет на то при­чины. А что подступы к городу бережешь, так за это похвалы достоин, — ответил ему князь и, увидев, что дорога наконец расчищена, приказал: — А теперь, Ва­силий Алексич, веди в город!

Посадник выхватил поводья своего коня у мужика, застывшего в испуге, и легко, несмотря на почтенный возраст, поднялся в седло. Василий Алексич уже не­много успокоился и теперь почувствовал себя радуш­ным хозяином, принимающим важного гостя. Он наде­ялся, а вернее, был почти уверен в том, что князь оста­нется доволен и оказанным ему приемом, а главное, тем, какой порядок наведен в городе.

«Конечно, для недовольства всегда можно найти предлог, — рассуждал посадник про себя, обдумывая оброненные князем многозначительные слова. — На­верняка и обиженные моим крутым обхождением найдутся, но сегодня вряд ли им удастся добраться к ушам княжеским, а что завтра будет, так об этом кто ж знает».

Князь, рядом с которым ехал воевода, в сопровож­дении посадника проследовал мимо упавших на коле­ни мужиков. Из них только один осмелился припод­нять голову. Видимо, это был тот самый смельчак, что обращался к непрошеным гостям из‑за завала.

— Сын мой, Федор, усмотрел в небе ночном дымы над дальним бором. Кабы летом это было, не только на дело рук людских могли бы подумать, но и на пожар от огня небесного, а тут ведь — зима на дворе. Значит, кто‑то к городу идет. А как узнать, друг или недруг? Теперь всякого ждать приходится, — завел разговор посадник.

— Ишь ты, какой глазастый сын у тебя, — сказал воевода, — такому в дружине самое место.

— Да мал еще он. Только осьмой год идет. Но прав­да ваша, боевой малец растет, — ответил посадник с плохо скрываемой гордостью.

— Так ему ночью спать надобно, а он, вишь, на не­бо смотрит, — вмешался в беседу князь.

— Он и спал, после заката со двора — ни ногой. Но как приехал от тебя, Михаил Ярославич, человек и сообщил нам весть радостную, что скоро ты к нам сам явишься, так и напала на Федора бессонница. Днем‑то он на колокольню повадился бегать, смотреть, не пока­жется ли на дороге твоя, князь, дружина. Мы уж боя­лись, что застудится там: зима на дворе, а на высоте‑то ветры злее. А ночами на крыльцо все норовил выбрать­ся, все смотрел в сторону дороги, что идет из Владими­ра. Хорошо хоть на охлупень[15] не лез. Так вот и угля­дел нынешней ночью дымки, — с удивлением в голосе проговорил посадник. — Прибежал ко мне. Я сам смо­трел, только ничего, кроме редких облаков в небе зве­здном, не увидел.

— Видно, староват ты стал, — усмехнулся добро­душно князь.

— Может, оно и так, но вот только белку одной стрелой в глаз бью, — с некоторой обидой в голосе от­ветил Василий Алексич и продолжил свой рассказ: — Поутру опять мой Федор весть принес, тут уж и я угля­дел, как по полю шла дружина твоя, Михаил Яросла­вич, и поспешил к переправе. Но вишь, чуток опоздал.

По обочинам дороги, которая вела к детинцу, со­брался разный люд. Князь, слушая речь посадника, с высоты поглядывал по сторонам и все примечал.

Заметил он, как немолодой мужик, глядя на чинно двигающуюся мимо княжескую дружину, крестясь, бухнулся на колени и стал бить поклоны, опуская не­покрытую голову в снежное месиво, как отрок в длин­ной свите, от изумления открыв рот, застыл с шапкой в руках, а шустрый малец стянул калач с лотка у тор­говца, увлеченного зрелищем.

Не ускользнула от княжеского внимания и приго­жая молодуха с малым ребенком на руках, которая выбежала со двора и остановилась у тесовых ворот, зача­рованно рассматривая дружинников. Увидел князь и старуху, пытавшуюся удержать юркого отрока, кото­рый хотел присоединиться к другим таким же сорван­цам, что с радостными криками бежали по заснежен­ной обочине, то и дело спотыкаясь и едва ли не падая под копыта лошадей.