Мифы «устойчивого развития». «Глобальное потепление» или «ползучий» глобальный переворот? - [13]
Непонимание проектного характера всемирно-исторического процесса ведет к глубоко ошибочному видению России частью Европы. Это загоняет нас сразу в две ловушки.
Одна из них — геополитическая. Абсолютно все концепции и школы классической геополитики — от Ф. Ратцеля и Р. Челлена до Х. Дж. Маккиндера, К. Хаусхофера и Зб. Бжезинского — считают нашу страну центральной частью евразийского Хартленда (Heartland) — «мирового острова». Европа — не более чем примыкающий к нему маленький полуостров.
Величины несопоставимые.
А. И. Фурсов, другие историки и политологи правы, когда указывают, что Россия соотносится, ведет диалог и конкурирует не с европейскими странами по отдельности, а лишь со всем континентом и, шире, со всем Западом.
«<...> Есть один аспект проблемы континентальности России, на который не обращают внимания — по-видимому, он слишком лежит на поверхности, чтобы быть замеченным, — и который регулярно упускали геополитики, особенно те, кто мечтал о блоке континентальных держав. Проблема, однако, в том, что Россия не являлась континентальной державой. Точнее, континентально-державное качество России существенно отличается от такового и Франции, и Германии — они находятся в разных весовых категориях, в разных лигах.
Разумеется, географически и Франция, и Германия суть континентальные страны, однако с геополитической точки зрения полноценными континенталами они перестали быть с появлением в XVIII веке сокрушившей шведов Российской империи. С появлением такого евразийского гиганта, за плечами и на плечах которого лежал континент, континентально-имперская интеграция Европы стала неосуществимой — „<...> с появлением России (петровской. — А. Ф.) Карл Великий стал уже невозможен", — так афористически сформулировал эту мысль Федор Тютчев. Действительно, после Петра Великого Фридрих, Наполеон, Вильгельм, Адольф могли быть великими только в относительно короткие исторические промежутки времени, халифами на час. С появлением империи-континента России стало ясно: сухопутные европейские державы суть всего лишь полуостровные — полуостровной характер Европы на фоне имперской России стал вполне очевиден. Или если эти державы считать континентальными, то Россию в силу ее евразийскости следует считать гиперконтинентальной. В любом случае разнопорядковость в „массе пространства" очевидна. (По взглядам К. Хаусхофера — основоположника концепции „Lebensraum", то есть „жизненного пространства", — пространство само по себе является фактором силы. — Авт.). Именно она мешала созданию устойчивого континентального союза, поскольку это изначально (со всеми вытекающими последствиями) был бы неравный союз континента и полуострова (иначе: гиперконтинента, омываемого тремя океанами, и просто континента).
Гиперконтинентальное евразийское „количество" превращалось в геоисторическое качество: ни одна „континентальная" держава принадлежащего Евразии полуострова (части света) „Европа" не могла реально соперничать с гиперконтинентальной державой евразийского масштаба, будь то Россия или СССР. Союз между полуостровным континенталом и континенталом евразийским был рискованным и опасным предприятием для первого: при прочих равных условиях Россия легко могла превзойти или поглотить его. Это очень хорошо понимали Наполеон в начале XIX века и немцы (Теобальд Бетман-Гольвег, а затем Гитлер) в начале XX века»>22.
Эта «гиперконтинентальность» России и есть геополитический эквивалент ее цивилизационной самостоятельности.
Поэтому интеграция России с Европой, по поводу которой после распада СССР возбудились и перевозбудились некоторые недальновидные российские интеллектуалы, а также представители властной корпорации, на Западе видится исключительно через призму расчленения нашей страны и включения ее в западную цивилизацию по частям. Ибо именно Россия — главное препятствие к овладению Хартлендом.
Как именно Россию собираются расчленять — об этом расскажем в главе 2. Сейчас же только подчеркнем, что в США, да и в Европе прекрасно отдают себе отчет в том, что всю Россию целиком, какой бы слабой она ни казалась, не сможет переварить ни Европейский союз, ни НАТО, ни любая из других контролируемых Западом международных организаций. Ну не помещается медведь, пусть и доведенный до полусмерти или даже до смерти, внутрь шакальего чрева.
Вторая ловушка — упоминавшееся нами однобокое, материалистическое понимание цивилизации, закрепленное концепциями, объединенными теорией модернизации. К ним относятся хорошо знакомые нам еще с советских времен концепции постиндустриального общества Д. Белла, стадий экономического роста У. Ростоу и некоторые другие.
Вектор развития теорией модернизации прочерчивается от традиционных обществ к рациональным, уровня которых, как считается, достиг только Запад. Между ними помещается «переходная» стадия, на которой якобы находится Россия, задача которой — якобы интегрироваться в Запад.
