Мифы и правда о восстании декабристов - [25]

Было время, когда состояние крепостных людей в России почиталось от иностранцев рабским и самым жалостным. Теперь они узнали свое заблуждение»!

Уже цитированный Правдин, в частности, разъяснял, что в России имеется даже бесплатное медицинское обслуживание, начисто отсутствующее на Западе: «ежели к нещастию кто в семье опасно занеможет, то не долго до разорения, ибо докторов и аптекарей много в тех местах; жить всем хочется, и они никак не допустят богатого мужика умереть без их помощи; не так как наш крестьянин, который умирает просто без дальних затей, хотя бы и не по правилам Медицины, ежели доброму его помещику не удалось вылечить его какими-нибудь простыми средствами и безденежно; там же ничего даром! /…/ все сношения их между собою основаны единственно на деньгах».

Совершенной иной реакция на происшедшие события оказалась у их главного героя — императора Александра I. От триумфа побед (тем более, что в 1813–1814 гг. он сам проявил себя как незаурядный полководец) у него вскружилась голова. «12 лет я слыл в Европе посредственным человеком; посмотрим, что они заговорят теперь», — сказал он Ермолову при вступлении в Париж в 1814 году. Царь действительно оказался не только вождем победоносного российского воинства, но и вершителем послевоенных порядков в Европе.

Подобно тому, как современная Германия ведет свою политическую родословную не с гитлеризма, а с оккупационного режима, установленного в 1945 году, так и демократическая Франция ХIХ-ХХ веков началась не с Великой Французской революции или Наполеона, а с иноземной оккупации 1814–1815 годов. Этот факт не получил должной оценки в России в силу влияния культа революций, созданного русской интеллигенцией еще в ХIХ веке.

В 1944 году Г.П.Федотов справедливо отметил: «Трудно понять, каким образом Великая французская революция могла считаться колыбелью свободы. Так думают люди, для которых ярлыки и лозунги важнее подлинных исторических явлений. Верно то, что революция шла под великим лозунгом свободы, равенства и братства, но верно и то, что в истории Франции не было эпохи, когда эти начала предавались бы так жестоко, как за четверть века революционной эпохи. Эти лозунги, или воплощенные в них идеи, были, конечно, созданием не революции, а ХVIII века. Созданием революции была централизованная Империя. /…/ Грандиозное, административно-совершенное здание Империи закрепило все положительные „завоевания“ революции, раздавив всю ее идеологию. Империя Наполеона не есть ни реакция против революции, ни ее несчастное извращение, но логически необходимое завершение. Революция так радикально выполола мечту о свободе и даже потребности в ней, что никакая серьезная оппозиция не угрожала Империи. Она могла бы существовать хотя бы целое столетие, если бы ее не свергла иноземная интервенция.

Свободу Франции и Европы спасла Англия и спасла дважды: отстояв свой остров от Наполеона — единственный оазис свободы в Европе 1812, как и 1940 года — и подарив — вместе с императором Александром — конституционную хартию Франции 1814 года. Только с Реставрацией начинают всходить слабые ростки французской свободы: представительные учреждения, либеральная пресса, свободное слово парламентской оппозиции».

Остается только посожалеть, что в 1812 году потерпела поражение не Россия — пусть даже это и вызовет обвинения в антипатриотизме! Ведь в 1812 году Наполеон вовсе не угрожал самому существованию русского народа, как в 1941 году Гитлер, не говоря уже об отношении нацистов к поголовно истребляемым евреям и цыганам!

Основное, что Россия могла утратить в 1812 году — это крепостное право. Едва ли это привело бы Россию к худшей катастрофе, чем в 1917 году, а империя Наполеона вряд ли смогла и после победы просуществовать целое столетие — уж очень эфемерной и нежизнеспособной была система «континентальной блокады»!.. Но того, что было, не вернешь. Тем более не вернешь того, чего не было…

Но Александр I даровал свободу не только Франции. В основной части Польши, закрепленной под скипетром России, в 1815 году была введена конституция, едва ли ни самая либеральная в тогдашней Европе — тенденция дальнейших преобразований становилась все более понятной.

Помимо прочего, у Александра возникла такая свобода рук для проведения государственных преобразований, какой не могло быть до 1812 года. Россия получила столь значительные субсидии и от союзников, признавших ее решающую роль в общей победе, и от восстановленного монархического правительства Франции, что это позволило временно залатать все прежние бреши в государственном бюджете.

Теперь, казалось бы, никто в России не посмеет противоречить царю-триумфатору — и можно браться за реформы.

Практические шаги Александра не замедлили себя ждать.

Все началось с «военных поселений», принципы которых сформулировали независимо друг от друга А.А. Аракчеев и Н.С. Мордвинов еще в 1809 году. Приверженцем идеи «военных поселений» стал и М.М. Сперанский.

Создавать их начали в 1810 году переводом некоторых армейских частей на хозяйственную деятельность. Это, как легко видеть, была новая попытка облегчить содержание армии в мирное время, которая, с одной стороны, воспроизводила оккупационную систему Петра I, а с другой — предвосхищала большевистские «трудовые армии» 1920–1921 годов.