Мифы и правда о восстании декабристов - [22]

Сперанскому лишь частично удалось разогнать свору взяточников и притеснителей, окопавшихся под крылышком Пестеля-старшего. К чести последнего нужно отметить, что сам он мздоимством не злоупотреблял (возможно потому, что предпочитал торчать в столице, где и провел в период губернаторства чуть ни одиннадцать лет из тринадцати); его жизнь завершилась в относительной бедности.

Лишь весной 1821 года Александр I вернул Сперанского обратно в столицу и восстановил в правительстве, хотя и не на первых ролях. Балашов же к этому времени был уволен, а затем и Министерство полиции ликвидировано.

Именно в 1812 году, пожертвовав Сперанским, Александр, вероятно, задумал свой коварный план обезвреживания возможных заговорщиков и начал его подготовку.

Под предлогом заботы о жизни младших братьев-мальчишек — Николая и Михаила — Александр не пускал их в действующую армию ни в 1812 году, ни позже — вплоть до завершения Наполеоновских войн. Это противоречило и тогдашним дворянским традициям, и порядкам в самой царской семье.

Прославленный А.В. Суворов — образец для подражания всем честолюбцам! — начал службу солдатом в пятнадцать лет.

Любимец Суворова М.А. Милорадович участвовал в боях с 1788 года, когда ему исполнилось семнадцать.

Как и Суворов, А.П. Ермолов начал также в пятнадцать, но сразу капитаном — таковы были порядки при Екатерине, позже отмененные Павлом. Уже в 16 лет Ермолов прославился храбростью и получил первый орден.

Александр Кутайсов — сын знаменитого сначала камердинера, а затем министра у Павла I — также в шестнадцать был боевым офицером, в 21 год стал полковником, а в 27 лет погиб при Бородине, будучи генерал-майором и командующим артиллерией русской армии.

Второй из сыновей Павла — великий князь Константин — с юности участвовал в сражениях и был соратником Суворова в Итальянском походе 1799 года.

Михаилу Павловичу шестнадцать исполнилось только в 1814 году, и тут Александра еще можно понять. Николаю же шестнадцать стукнуло в 1812-м, когда быть вдали от армии было просто стыдно.

Один из будущих лидеров декабристов Никита Муравьев (сын одного из воспитателей великих князей Алексанра и Константина в период их юности), будучи, правда, на десять месяцев старше Николая Павловича, с детства не собирался быть военным и даже успел окончить Московский университет — ускоренный выпуск в связи с войной. Затем в августе 1812 он бежал из дому, чтобы принять участие в борьбе. Его схватили бдительные крестьяне, приняв за французского шпиона. После выяснения недоразумений Муравьев постарался быстро приобрести военную подготовку и с сентября 1813 уже всерьез участвовал в войне, хотя и на штабных должностях.

Другой знаменитый вожак декабристов, упомянутый Павел Пестель, был еще старше Николая Павловича — ровно на три года. В армию он попал в декабре 1811 — по окончании Пажеского корпуса, а при Бородине получил ужасающее ранение. Недолечившись, с мая 1813 он снова воевал.

Летом 1812 года оба сына генерала Н.Н.Раевского сопровождали своего отца и участвовали в боях; одному из них было семнадцать лет, другому — одиннадцать!

Кто не помнит Петю Ростова из «Войны и мира»? Но не все знают, что прототипом его был отец самого Льва Толстого — граф Николай Ильич Толстой, который, как и Петя Ростов, пятнадцатилетним сражался в 1812 году с французами, хотя и не погиб; его дальнейшая обыденная судьба досталась в «Войне и мире» Николаю Ростову — с определенным хронологическим сдвигом.

Примеры можно продолжить.

Николай Павлович и его младший брат также рвались на фронт, но, так или иначе, их усилия успехом не увенчались. Последствия оказались более чем плачевными.

Во-первых, оба мальчика не получили никаких личных впечатлений о войне и остались в плену собственного детства — с игрой в оловянные солдатики и cозерцанием бесчисленных парадов и разводов караулов.

Во-вторых, они лишились возможности приобрести уважение и авторитет у современников, прошедших через множество битв.

2. Эхо грозы 1812 года.

1812 год вознес подлинных героев: «Война упорная требовала людей отважных и решительных, тяжкая трудами — людей, исполненных доброй воли», — писал А.П. Ермолов — едва ли не самый квалифицированный из русских полководцев того времени и сам храбрейший человек.

М.Б. Барклай-де-Толли, Л.Л. Беннигсен и М.И. Голенищев-Кутузов, культ которого был раздут Л.Н. Толстым и подхвачен советскими патриотами, были отличными профессионалами, но немногим более того. Величайшим из героев молва заслуженно признала П.И. Багратиона. «Неустрашим в сражении, равнодушен к опасности. Не всегда предприимчив, приступая к делу; решителен в продолжении его. Неутомим в трудах. /…/ Суворов остановил на нем свое внимание, проник в него, отличил, возвысил! Современники князя Багратиона, исключая одного Милорадовича, не были ему опасными», — писал тот же Ермолов, ревниво отмечавший недостатки и преимущества коллег.

Багратиона, которого и Наполеон считал способнейшим полководцем, подстерегла смертельная рана при Бородине.

Михаил Андреевич Милорадович, заслуживший в 1813 году графский титул и ставший рекордсменом по числу награждений боевыми орденами России и Европы, остался вне конкуренции в рядах российских военных героев. Он происходил из знатного сербского рода; предки его бежали в Россию при Петре I — после очередного восстания против турок в Герцеговине, жестоко подавленного.