Мифы древности: Индия - [11]

Затем она проговорила, да так громко, что сказанное можно было услышать на другом краю земли:

— Ты сделал все, чтобы спасти меня. Теперь мой черед позаботиться о тебе. Знай же! Близится великий потоп для очищения мира от грязи и порока[65]. Ты должен сбить крепкую лодку и привязать к ее носу веревку с петлей. Потом нарой семян, что в земле, набери тех, что в воздухе, и жди моего появления. Ты меня отличишь по рогу, который я для тебя наращу на носу.

Когда такая рыба появилась, Ману набросил петлю на ее рог, уселся в лодку, и рыба понеслась. Волны, образовывавшиеся от движения ее хвоста, были подобны горам. Лодку швыряло из стороны в сторону, как щепку, и Ману приходилось держаться обеими руками за борта.

Многие годы рыба без устали тянула лодку. Внезапно волны опали и качка прекратилась. Ману увидел поднимающуюся из моря гору. И вновь он услышал голос рыбы:

— Знай: я — Брахма, творец всех живущих. Спасая тебя от потопа, я спас все живое. Высаживайся и живи на этой Северной горе[66]. Возроди из собранных тобою семян растения и животных.

Ману сделал, как ему было велено. Первой он возродил кормилицу корову, дававшую ему топленое масло, сметану и творог.

Однажды он все это смешал, чтобы принести жертву богам. Через год из составленной им смеси вышла девушка — белая как сметана, с розовыми от света зари трепещущими губами и темными как ночь волосами. Крепкотелая, она твердо ступала по земле, и ес тонкие ступни оставляли масляный след.

Как-то захотела масляноногая осмотреть мир, еще не населенный людьми, и отправилась на прогулку.

Митра и Варуна тотчас заметили на земле незнакомые следы и заинтересовались, кто бы их мог оставить. Спустившись на землю, они пошли по следам и догнали девушку.

— Кто ты? — спросили они ее.

— Я — Илу, дочь Ману, — ответила она.

Митра и Варуна переглянулись, после чего Митра обратился к деве:

— Мы боги Митра и Варуна. Назови себя нашей дочерью.

— Нет! — ответила Илу, потупившись. — Я дочь Ману.

— Кто? Кто ты? — переспросил также и Ману.

— Твоя дочь.

— Но как же, о благородная, можешь ты быть моей дочерью? — удивился Ману.

— Ты, а не кто-либо другой, — объяснила девушка, — дал мне жизнь, замешав на воде топленое масло, сметану и творог. Поэтому пользуйся мною в свое удовольствие, когда станешь приносить жертву богам. И будешь богат потомством и стадами. Какого бы благодеяния ни испросил ты у богов с моей помощью, полностью получишь все, что попросишь.

И зашагал вместе со своей дочерью Ману, распевая гимны и как только неукоснительно исполняя ритуал. И когда изъявил он желание иметь обильное потомство, боги услышали его. И пошел от него весь род человеческий, который и отец им Ману[67].

Чьявана

Было у Ману девять сыновей, девять могучих витязей, от которых пошло девять племен, заселивших еще не слышавшую человеческого голоса землю. Однажды в племени четвертого сына, Шьячи, начался раздор. Брат стал против брата. Сын отвернулся от матери, мать от сына.

Подобные бедствия, постигающие порою племена, роды и семьи, пострашнее мора и войны. Причины их сокрыты от глаз человеческих, и враждующие в слепоте и безумии ищут их объяснения каждый в другом — брат в брате, сын в матери, мать в сыне. Но царь племени Шьячи был мудр и всюду неутомимо искал корень губительной вражды, но не мог его найти, пока случайно не пришел к озеру, избранному подвижником Чьяваной, местом моления и умерщвления плоти.

При виде царя, который его почтительно приветствовал, отшельник отвернулся. Царь был этим удивлен и спросил:

— Может быть, сам не ведая, я чем-нибудь тебя оскорбил или просто неприятен?

— О нет, — ответствовал Чьявана, — не оскорбил. Не неприятен. Меня обидела твоя прекраснобедрая дочь Суканья, и с тех пор я не знаю покоя. Однажды ночью она вместе с другими девами вывела коней на водопой. Надо тебе сказать, что во мраке мои глаза мерцают, как уголья в алтаре. Твоя же любопытная дочь, приняв их за светляков, ткнула мне в глаза своими пальчиками.

Поняв, в чем причина раздора в племени, царь закричал:

— О! Это великая обида! И я готов ее искупить — отдать тебе своих коров, свои сокровища, да и вообще выполнить любую твою волю. Выскажи ее, мудрейший!

— Мне не надо ни коров, ни сокровищ. Я хочу стать твоим зятем. Отдай мне в жены твою прекрасную, невольно согрешившую дочь.

И отдал царь Суканью в жены дряхлому старцу как искупительную жертву согласия.

И воцарился в племени мир. Брат более не косился на брата. Сын и мать не отвращали друг от друга лиц. Но красота Суканьи едва не повергла человечество в грехи. А было это так. Купалась Суканья в том же озере, куда водила раньше коней на водопой, а супруг ее неподалеку, воздев руки к небу, совершал молитву. И увидели Суканью, выходящую из воды, пролетая по небу, боги-близнецы Ашвины. Охваченные любовью, как пламенем, они мгновенно спустились на берег, и один из них обратился к красавице с таким словами:

— Мы дети Солнца, дева. Красота твоя несравненна. Выбери одного из нас в мужья.

— Не могу, — отвечала Ауканья. — Я не дева. У меня есть муж, святой отшельник. Видите, вон он стоит и молится.

Повернули Ашвины головы и расхохотались, да так громко, что из воды высунулось несколько сотен рыбьих морд.