Мифопоэтика творчества Джима Моррисона - [16]
"Иногда мне нравится думать об истории рок-н-ролла как об источнике греческой драмы… Первоначально это было группой танцующих и поющих жрецов, потом какой-то одержимый выделился из толпы и стал имитировать бога". (Моррисон) (56, 84). Моррисоновская пластика звука отличалась свойственными дифирамбу внезапностью переходов, неожиданной сменой настроений, взбудораженной неровностью тона. Своим пением он как бы открывал доступ в "обитель мира ночного и подземного". (4, 276). В музыке «Дорз» слышался пароксизм экстаза, страдания, познания. Разбиваясь в пронзительном крике, голос Моррисона «падал», уязвимо стеная, а потом вновь разлетался леденящим воплем скорби.
"Утверждение жизни даже в самых чуждых и жестоких ее проблемах, воля к той жизни, которая жертвует душными своими творениями с радостным ликованием от собственной неисчерпаемости — вот что нарек я дионисийским". (Ницше) (31, 132). Захлебываясь в этой "радости уничтожения", моррисоновский дифирамб с потрясающей силой звука источал плач Вселенской Катастрофы. Ритм скручивался, то растягиваясь, то сжимаясь. Минорные клавиши, индейский там-там бит, судороги ситары и волынки разряжались зловещей лирикой отчаяния. Убить бога, чтобы самому стать богом — таково было послание «Дорз». "Артистизм Моррисона превосходил все, так как вы знали, что он умирает за вас там, на сцене, что он не просто играет… он умирает каждый день". (56,46). В этом и состояло священнодействие раскрытия актера перед залом.
Так же как и архаические песнопения индейцев, моррисоновские зонги делились на «танцевальные» и «священные». Неотъемлемой частью большинства из них являлись вокабулы, то есть бессмысленные модуляции голоса, составляющие часть текста или весь текст. Они представляли собой эмоциональные восклицания (междометия) наподобие: Ho-ho, he-he; A-ha E-he Aha-e; Hiya-haya и т. д. Их использование усугубляло самобытную, примитивно-театральную экспрессию "Дорз".
"Когда я пою, я создаю характеры" (Моррисон)(56, 90). "Мы как актеры в поисках фантома полусформированной тени нашей утерянной действительности". (Моррисон) (56,92). Театральность такого подхода очевидна, она-то и задавала интонацию зонгам, каждому — свою, что в рок-музыке встречается отнюдь не часто. Концепцией открытого рок-театра, непрерывно рождающего все новые зрелищно-поэтические знаки, характеризуются, в частности, такие эпические песни «Дорз», как "The End", "Unknown Soldier", "When the music's over". В "эдиповой части" "The End" Моррисон строил игру всего на одно жесте: положить руку на глаза — снять:
Из такого же принципа множественности в едином исходил и миниспектакль "Unknown Soldier", где Моррисон исполнял роли расстреливающего и расстреливаемого. Это была формула "два в одном", означаемое и означающее вместе. В строку "все кончено для Неизвестного Солдата" врезался печатающий звук марширующих ног. Моррисон командовал: "Раз, Раз, Раз Два, Раз… Стой! (Шаг замирал) Смирно!". Актер сцеплял руки за спиной, будто они связаны "Цельсь!" "Пли!" Долгий барабанный раскат обрывался мощным ударом выстрела. Одновременно Моррисон сгибался — секунда колебания — и валился на пол. Следовала, казалось, нескончаемая тишина, которую внезапно заливало карнавалескное буйство музыки. Танцующий Моррисон радостно восклицал: "Все кончено! Война окончена!" Пауза… и саркастические обертона зависали в воздухе иронией: "Война окончена?.."
В "When the music's over" таких ролей не было, диалог вспыхивал между текстом и музыкой: яростная серия ударов по тарелкам откликалась на слова Моррисона. Удар — строка, удар — строка.
Моррисон: — Что сделали они с землей?
Что сделали с нашей прекрасной сестрой?
Барабаны: — Блоп-чи Блоп-чи Блоп-чи Блоп-чи
Моррисон: — Разрушили и разграбили, изрезали и избили.
Барабаны: — Брэп-ам-ам-чи
Моррисон: — Пронзили ножами на рассвете
Опутали, уволокли вниз.
Барабаны: — ББРЭП-ЧИ-ЧИ-ББРЭП-ЧИЧИ-БРЭП-БОУМПБОУМ-БОДИДИДООМ!!!..
Кардиограмма исполнения зонга включала в себя следующие секции:
— нагнетаемый драматизм
— тяжелый метрономный бит
— ударяемые, с нажимом слова
— утешительный шепот
— мучительный вопль
— мрачные паузы
Как истязаемое болью животное Моррисона бросало в щемящий крик "YEAH!!!". Он «выпрыгивал» и открывал поток воспаленного джазово-вокабулического бормотания. Затем опять следовал мятежный крик, Моррисон конвульсивно бился на полу, сжимая микрофон у груди, пульсируя ногами, и наконец, замирал.
Все эти три зонга входят в классику «Дорз»: импровизационность и драматическая насыщенность формы, зрелищность исполнения, позволяют рассматривать их в серьезном культурно-театральном контексте. Архаический ритуал у Моррисона стал тем локусом, который органично интегрировал дионисийский экстаз, культовое пение и танец индейцев, "театр жестокости" Арто и современный хэппенинг. "Всякий спектакль, — писал Арто, содержит некий элемент, доступный любому зрителю. Это крики, жалобы… волнующие звуки музыки… физический ритм движения". (19,69). Театральный язык «Дорз» путем ритуальной ассимиляции всех уровней чувственного восприятия возродил в театре идею "жестокого зрелища". В такой интерпретации его творчества Моррисон уже не является культовой фигурой исключительно рок-н-ролла, а предстает тем, кто повернул американскую культуру "зрачками в душу", обратил ее к исконным индейским корням, а современной сцене вернул архаический миф.
В сборник вошли тексты Игоря Сида, посвященные многообразным и многоуровневым формам взаимодействия человека с географическим пространством, с территорией и ландшафтом: художественные эссе и публицистические очерки 1993–2017 гг., в том числе из авторской рубрики «Геопоэтика» в «Русском журнале», а также исследовательские статьи и некоторые интервью. Часть текстов снабжена иллюстрациями; отдельным разделом дан откомментированный фотоальбом, представляющий самые разные срезы геопоэтической проблематики. Поэт, эссеист, исследователь, путешественник Игорь Сид — знаковая фигура в области геопоэтики, инициатор в ней научного и прикладного направлений и модератор диалога между направлениями — литературно-художественным, прикладным (проективным), научным, а также между ними и геополитикой.
Книга Михаэля фон Альбрехта появилась из академических лекций и курсов для преподавателей. Тексты, которым она посвящена, относятся к четырем столетиям — от превращения Рима в мировую державу в борьбе с Карфагеном до позднего расцвета под властью Антонинов. Пространственные рамки не менее широки — не столько даже столица, сколько Италия, Галлия, Испания, Африка. Многообразны и жанры: от дидактики через ораторскую прозу и историографию, через записки, философский диалог — к художественному письму и роману.
Проблема фальсификации истории России XX в. многогранна, и к ней, по убеждению инициаторов и авторов сборника, самое непосредственное отношение имеет известная книга А. И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». В сборнике представлены статьи и материалы, убедительно доказывающие, что «главная» книга Солженицына, признанная «самым влиятельным текстом» своего времени, на самом деле содержит огромное количество грубейших концептуальных и фактологических натяжек, способствовавших созданию крайне негативного образа нашей страны.
«Наука, несмотря на свою молодость, уже изменила наш мир: она спасла более миллиарда человек от голода и смертельных болезней, освободила миллионы от оков неведения и предрассудков и способствовала демократической революции, которая принесла политические свободы трети человечества. И это только начало. Научный подход к пониманию природы и нашего места в ней — этот обманчиво простой процесс системной проверки своих гипотез экспериментами — открыл нам бесконечные горизонты для исследований. Нет предела знаниям и могуществу, которого мы, к счастью или несчастью, можем достичь. И все же мало кто понимает науку, а многие боятся ее невероятной силы.
Опытный издатель и редактор Ричард Коэн знает, на что надо обратить внимание начинающим писателям. В своей книге он рассказывает о том, как создавать сюжет, образы персонажей и диалоги; объясняет, кого стоит выбрать на роль рассказчика и почему для романа так важны ритм и ирония; учит, как редактировать собственные произведения. Автор не обходит стороной вопросы, связанные с плагиатом и описанием эротических сцен. Вы не просто найдете в этой книге советы, подсказки и секреты мастерства, вы узнаете, как работали выдающиеся писатели разных стран и эпох.
Эта книга – первый сборник исследований, целиком посвященный поэтическому творчеству Ольги Седаковой. В сборник вошли четырнадцать статей, базирующихся на различных подходах – от медленного прочтения одного стихотворения до широких тематических обзоров. Авторы из шести стран принадлежат к различным научным поколениям, представляют разные интеллектуальные традиции. Их объединяет внимание к разнообразию литературных и культурных традиций, важных для поэзии и мысли Седаковой. Сборник является этапным для изучения творчества Ольги Седаковой.