Мифологические персонажи в русском фольклоре - [12]

Шрифт
Интервал

>. Спастись от лешего можно, если его рассмешить. Так, например, рыбак, увидев лешего над лесным ручьем, кричит: «На эти бы нишша да красные штанишша». Леший хохочет и пропадает, рыба начинает ловиться>30>. В Новгородской губернии в конце XIX в. был записан рассказ о том, как бабы в лесу спаслись от лешего таким же образом: «А сам-то хохочет, а сам-то хохочет: „Ха -ха~ха!“ Посмеялся и запел песнь, слов-то нг разберешь, и долго в лесу хохотал» >31>.

Сами сюжеты быличек о лешем довольно одно образны, фабула их проста и незамысловата: рас сказчик видит лешего в лесу, слышит его шаги или смех, леший заводит его, пугает, недобро шутит с ним, подсаживается к нему в сани, уводш ребенка.

Однако вместе с тем желание рассказать іш можно убедительнее, достовернее заставляет рас сказчика вспоминать детали происшествия, мело чи, как бы уточняющие свидетельское показание

а%іо лѣсноб, поймано весною:-

в — —.шши - -г ..........>32

і

I

&

I

І

«Же

V Мійідиих

Л’

фиг8$л йихгачюдА которое с&ріод «гиишлнКй >wслмхпі нлбхот>4!; ход$чн ълШ

П0/>>3Л|)ЙЛИ

Щ ИлтаКой тллпт% &флотл потерей сребром msjSf

КШПЛН&в ІШб^АЪМ Г^ИЙЫЛ^ &Ш Т#ДА ВА/ОЧЮС лЪчітт ШШЛМТЦЛ ГМйШ ПМАМ»

кСТ($йл$ gdCl Н<Ѵ№ $ДМЙЛ АбТСА СШмШКЬ

*F

да

r;u

Леіиий

Лубок середины XIX в.

и рассказчик, в существование лешего, по этому признаку сам находит разгадку странного происшествия — встретил соседа, а сосед на самом деле никуда не ходил. Именно этот один штрих делает рассказ быличкой о лешем. Хохот является отличительной чертой в облике лешего. Остальные же детали придают рассказу необходимую достоверность. Один только померещившийся голос: «Вставай, пошли!» — достаточен для того, чтобы женщина, собиравшая ягоду, поняла, что ее пугает леший. Функция остальных подробностей — лес, болото, тишина, женщина с бураком в руке — удостоверить, утвердить правдивость рассказа.

Такова же и былинка о том, как леший пел : «Ах как жаль во сыром бору стройну елочку рубить». Здесь страх заставляет путников невидимого пев-ца принять за лешего .

Былинка большей частью невелика по размеру, одноэпизодна, лаконична. Тем весомее в ней каждое слово, каждая деталь, каждый штрих в обрисовке обстоятельств дела и описании самого события. Например, когда караульщик на карбасе слышит, что «кто-то по грязи идет, тяпается: тяп, тяп, тяп» — эта деталь должна передать слушателю ужас караульщика, вызванный этими странными ночными звуками>33>.

В русском фольклоре распространены и более сложные рассказы о лешем — бывальщины — суеверные фабулаты.

Среди бывальщин большое количество рассказов о том, как леший похищает детей, чаще всего в результате неосторожных слов или проклятий, произнесенных матерью.

В Ярославской губернии А. Баловым был записан рассказ о том, как проклятую матерью девушку целый год водил леший — «вольной», а также о лешем, который в результате проклятья умертвил девочку>34>. Но чаще рассказ о похищении имеет . ч.п і \инын конец. Так, например, в одной бываль-шиш леший уводит девок, они живут у него двена-ныііі дней и возвращаются благодаря помощи кол^ и ми В другой в наказанье за кражу овцы леший уппднт сына мужика в лес, где он живет с

• • ниткой»>43. Леший уводит в троицин день де~ иVнік у. Служат молебен, и этим возвращают ее>44. *\і мши уводит парня. По совету жены лешего,тот \ іи 11» ничего не ест и благодаря этому возвра-

ленный день, отвечая на вопросы мужика, предсказывал погоду на весь год >35>. В. Н. Перетц также записал рассказ о договоре пастуха с лешим, в результате которого «кривой вражонок» все лето помогал ему стеречь стадо>36>. В рассказе, приводимом П. Г. Богатыревым, леший — помощник пастуха — похваляется: «А у меня сколько трудов вышло. Я всю вселенну обежал» >37>. Согласно поверью, чтобы вызвать лешего, надо было в великий четверг сесть в лесу на старую березу и громко три раза крикнуть: «Царь лесовой, всем зверьям батька, явись сюда!». Тогда он явится и скажет «все тайны и будущее». Чтобы вернуть коров, угнанных лешим, раньше суеверные люди через головы скота бросали хлеб, тем самым стараясь войти «де-

10

душке в милость» .

В бывальщинах уже нет того непосредственного ощущения ужаса перед потусторонним миром, как в быличках, и леший в них человечнее, ближе, обыкновеннее: он ест кашу с пастухами и выпрашивает у них кусок хлеба, с ним можно договориться, его можно задобрить, от него можно откупиться.

Например, в одной бывальщине охотник, ночевавший в лесу, откупился от лешего яйцом>38>. В другой леший ставит условия, платит услугой за услугу. Он помогает охотнику, пока тот не нарушил запрета — рассказал жене, кто его помощник >39>. Он помогает ворожею, помогает, подобно чёрту, тому, кто отдаст ему душу, наступит на крест>40>. Леший выводит из леса заблудившуюся старуху за то, что она, по его наущенью, подшутила над благочестивым старцем>41>.

Ми. >гие бывальщины, так же как и былички, свя-ііііім с представлениями, что леший — хозяин лести и жгрья: он не дает охотнику взять белку, он и* іи гоняет белок и зайцев из одного своего вла-и іііпі и другое, проигрывает в карты лесную дичь.

* *и гонит пугою и птушек и зверей: волков, мед-и* и іі, зайчиков, над всеми он хозяин, все ему под-пит тим»


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.