Миф «Ледокола»: Накануне войны - [32]

.

Нерешительность явно проскальзывала и во время проходивших осенью встреч Муссолини с Гитлером и Риббентропом. Гитлер продолжал утверждать, что упорное сопротивление англичан объясняется тем, что они возлагали надежды на Россию и Соединенные Штаты. Он вряд ли ожидал, что Сталин будет проливать кровь за Англию и Францию, и рассчитывал на его здравый смысл в поисках перераспределения сфер влияния. Невозможно было даже предположить, чтобы Сталин пошел на риск войны с Японией на Востоке, когда вновь созданная «западная стена» полностью изолировала Россию от потенциальных союзников.

Балканы, бесспорно, были местом, где испытывались советские намерения, поскольку именно там происходило опасное столкновение интересов держав²⁰. В роскошной обстановке «Палаццо веккьо» во Флоренции Гитлер заверил Муссолини, что в то время как отношения с Италией — это отношения «естественных союзников…партнерство с Россией проистекает из чисто конъюнктурных соображений». Не оставалось сомнений в том, что Молотов столкнется на переговорах с диктатом. «Настало время, — сказал в заключение Гитлер, — указать (русским), что они не должны выходить за определенные рамки»²¹. Позднее Гитлер оправдывал акцию против России возможностью превентивного удара с ее стороны. В связи с некритическим восприятием этого мнения Суворовым стоит отметить, что на предварительных переговорах Гитлер откровенно признавал, что не ожидает, чтобы Сталин использовал силу, если не добьется своих целей.

О серьезности рассмотрения проблем, связанных с политическим соглашением, можно было судить по политике Германии по отношению к Японии. В течение лета и осени 1940 года Германия убеждала Японию двинуться на юг и захватить Сингапур, подорвав тем самым стратегические позиции Англии в Юго-Восточной Азии и связав американцев в этом регионе. Использование потенциала Японии в качестве второго фронта против России даже не рассматривалось. Ситуация полностью изменилась во время визита Мацуоки в Берлин в марте 1941 года, когда основной темой переговоров стали противоречия между Германией и Россией²². Следует также учесть, что пока делались попытки решить проблемы дипломатическим путем, Гитлер и Риббентроп отвергали требования лидера Румынии маршала Антонеску, а позднее и болгар, начать войну с Россией.

Хотя Гитлер дал реальный шанс дипломатическому урегулированию, он признавался Муссолини, что «сомневается в возможности подстегнуть Россию к активным действиям в этом направлении». То, что при этом не отбрасывался военный вариант, было ясно из заключительного комментария, утверждавшего что «в любом случае русские не представят для Германии проблемы, если случится самое худшее»²³.

Молотов в Берлине — на распутье

Идея берлинской встречи зародилась у Шуленбурга во время его краткого визита в Берлин в конце сентября после подписания документов второго венского арбитража. С июня месяца Шуленбург вынашивал мысль о создании союза четырех держав. Он был также обеспокоен тем, что советско-германские отношения все больше окрашивались в мрачные тона. И действительно, к середине сентября переговоры о торговом соглашении зашли в тупик²⁴. Идеи Шуленбурга совпали с мыслями Риббентропа, но были холодно встречены в министерстве иностранных дел. Они были изложены в пространном меморандуме, написанном им совместно с ветераном службы военным атташе в Москве генерал-лейтенантом Эрнстом Кёстрингом и содержали доводы против решения русской проблемы силой. Вряд ли Гитлер видел этот меморандум, так как Гальдер очень боялся передать его по назначению²⁵.

Историки по-прежнему расходятся во мнениях относительно степени искренности Гитлера на ноябрьских переговорах с Молотовым в Берлине. Их позиция по этому вопросу совпадает с позицией по поводу идеологической мотивации политики Гитлера. Зная происшедшие впоследствии события, они склонны полагать, что в лучшем случае Гитлер использовал переговоры в качестве тактического маневра, чтобы продемонстрировать Турции, Испании, Италии, вишистской Франции и балканским странам, что Россия полностью поддерживает его планы установления господства в Европе, и тем самым рассеять их опасения. Кроме того существует версия, что переговоры были использованы Гитлером, чтобы продемонстрировать зависимым от него странам, что Россия понимает только язык силы²⁶. При этом часто приводят слова Гитлера, сказанные им генералам накануне визита, что Россия остается «величайшей проблемой для Европы»²⁷. Но проблему можно решать дипломатическими или военными средствами.

Широко распространенное мнение о том, что переговоры были обречены на провал в связи с появлением «директивы 18» в день прибытия Молотова в Берлин, является ошибочным. При этом часто забывают, что Россия лишь вскользь фигурировала в директиве, в которой рассматривался весь спектр германской стратегии и главное внимание уделялось нанесению решающего удара по Англии. Директива фактически затрагивала вопросы, касающиеся выработки стратегии континентального блока. В ней содержался приказ осуществить операцию «Феликс» (оккупацию Гибралтара) и покончить с британским присутствием в Средиземноморье. Она соответствовала целям берлинской встречи, предусматривая совместные действия с Италией в Северной Африке и на Балканах. Упоминание о России было кратким: