Мгновения Амелии - [24]

Шрифт
Интервал

Что я люблю – любила – в книгах, так это удачные совпадения, несмотря на ужасное положение героев или непреодолимые конфликты. Не обязательно должен быть счастливый конец, достаточно неизбежного и честного. Если было больно, то из-за личностного роста. Если были потери, то взамен предлагалось что-то лучше и важней.

Теперь я стою на первом этаже книжного магазина, который медленно погружается в сон, рядом с женщиной в блестящем наряде и драгоценностях, будто сошла со страницы книги с картинками, и это не упоминая соседство с автором «Орманских хроник». Я ощущаю, как из пепла последних недель восстает намек на предстоящее приключение, и задумываюсь, может быть, великодушный ветер все же существует. Но стоит мне спросить себя, почему он не спас Дженну, как из тела мгновенно испаряются магические силы.

– Амелия, – представляюсь я. – Амелия Гриффин.

– Красивое имя, – замечает Валери. – Амелия, что тебя привело в Локбрук?

Она говорит величественно, что кажется естественным для нее, а у других людей выглядело бы фальшиво.

– Краткосрочная поездка, чтобы проветрить голову, – наконец выдавливаю я.

– Видимо, у тебя предостаточно мыслей, раз они привели тебя сюда аж из… Техаса, да? Ну да ладно. Ты поймешь, какой Локбрук очаровательный городок, хотя признаю, этим вечером приветственная комиссия не слишком хорошо тебя встретила. Хочешь взять что-нибудь почитать?

Внутренним взором переношусь на второй этаж, к дальней комнате, которую я так и не посетила. А когда возвращаю глаза на Валери, она улыбается.

– У тебя жаждущий взгляд, – замечает она.

– Это было раньше, – признаюсь я. – Ну, я читала. Теперь я… не так много читаю.

Это не ложь, но и не полная правда.

Валери бросает на меня долгий взгляд, который совершенно не отличается от взгляда моей мамы в почти идеальные времена, до развода. Тогда она могла посмотреть мне в глаза и за считаные секунды определить, что меня беспокоит.

Теперь же во взгляде мамы нет ничего, кроме телевизионных помех.

Я опасаюсь, что Валери наделена такой же силой: она достанет мои путаные мысли о Дженне, мистической книге и будущем, а мне придется пристально разбираться в них.

– Как хочешь. Думаю, что пора ложиться спать, – говорит она, не оправдывая моих опасений.

Только из-за этой небольшой милости решаю пронести любовь к этой женщине до конца своих дней.

Валери интересуется, нужно ли мне забрать сумки, но я отвечаю, что чересчур устала, чтобы сегодня идти к машине. Я слишком истощена, даже чтобы подняться по огромной лестнице, но хозяйка проходит мимо нее в дальний левый угол магазина. Там находится лифт, который я и не заметила. В нем не пахнет, как в обычном лифте. Его наполняет цветочный аромат и чистая разливающаяся из спрятанных колонок фортепианная музыка. Рядом с кнопкой третьего этажа приклеен значок «Частная собственность», а рядом с ним на стикере от руки написано «Заходите на свой страх и риск. На страже дементоры».

Мы быстро поднимаемся наверх, но я все же успеваю разглядеть многочисленные флаеры, приклеенные к стенам. Встречи с авторами, кулинарное караоке, соревнования по игре на фортепиано и летняя благотворительная ярмарка по сбору средств для библиотеки начальной школы. Все анонсы на яркой и разноцветной фотобумаге; везде местом проведения указана «Мера прозы», но в отличие от них ярмарка пройдет «У Вэл».

– «Мера прозы»? – спрашиваю я.

Валери отстраненно кивает, вытирая стекла очков о кружевной платок, который я даже не заметила, как она достала.

– Дорогая, так официально называется магазин. Хотя все называют его просто «У Вэл».

Еще один камешек врезается в мою ступню. Дженна обожала места с причудливыми или несколькими названиями. Это был один из редких случаев, когда мы менялись местами: такое мне казалось бесполезным, а ей – очаровательным. Неужели это еще одна причина, по которой она притянула меня к магазину, который использует неофициальное название для официальных почтовых наклеек?

В лифте раздается звонок, и двери открываются в небольшой коридор, где в голубом горшке стоит искусственное плетущееся растение. Там же лежит коврик с изображением куриц, клюющих надпись «Дом милый дом», а на стене прикреплена крошечная фотография тачки в рамочке. Из-под рубашки Валери достает длинную цепь с ключами и одним из них открывает дверь.

Мы оказываемся в небольшой зоне отдыха, где расставлена сочетающаяся по стилю мебель и кофейный столик. Только вот она выглядит менее уютной, чем притягательная гостиная магазина. Комната напоминает номер отеля, только потолок слегка скошен; но я никогда не видела номер в отеле с личным лифтом.

Валери стягивает кольца со всех пальцев, с изяществом прима-балерины снимает через голову ожерелья, укладывает все на несколько ярких подносов на высоком столе и показывает мне гостевую спальню. Внутри имеются огромная двуспальная кровать шириной в четыре постера, плотные темно-синие шторы и большой шкаф. Ванной комнаты нет, и выступающая у прикроватного столика раковина так и мозолит глаза.

– Так вышло, – поясняет Валери, проследив мой взгляд. – Но во всей странности я нахожу ее очаровательной. Можно почистить зубы, не выходя из комнаты, но боюсь, что на этом все. Здесь нет телевизора, и на верхнем этаже только одна ванная комната. Уверяю, что утром не собираюсь час или три, например.


Рекомендуем почитать
Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.