Мгновение – вечность - [19]

Шрифт
Интервал

— Бабы, когда голову моют, о другом думают, — заявил Шебельниченко. — Лейтенант, ну его, «ЯК»… К своему «ИЛу» не поспеем.

Он отрекался от своей находки. Предлагал отходную.

Кулев, гонимый беспокойством, перестал спешить. Мытье женской головы – многотрудное занятие. Мама приступала к нему после длительных приготовлений, в особом расположении духа и как бы что-то загадав. Священнодействие с кувшином, мыльным раствором, просушкой и укладкой волос предполагало отрешенность от всех прочих дел, и тайное желание мамы сводилось, видимо, к тому, чтобы никто из соседей по коммунальной квартире не помешал ей исполнить важный замысел; обычно она приступала к ответственной процедуре ночью, когда квартира отходила ко сну… А степь, этот хутор с часу на час превратятся в арену боя…

Кулев быстрым шагом обогнул амбар, тронул массивную дверь на кованых петлях.

Гулко брякнула щеколда.

— Не подглядывать! — взвизгнул женский голос. «Скушали? — мимикой спросил его Шебельниченко. -

Что я говорил?»

Кулев пристыженно слушал сердитое плескание в тазике.

Раз и два шумно сливалась вода.

— Банно-прачечный трест, — сказал он, чтобы не молчать. — Нашли чем заниматься.

— Дюрит лопнул! — в сердцах отозвалась моющаяся. Он представил, как она стряхивает мыльную пену с рук и осуждающе смотрит в его сторону, на запертую дверь. — Масло из системы выбило, на черта стала похожа… Да еще машину драила.

«Женское пополнение! — осенило Кулева. — Женское пополнение, о котором столько разговоров на КП Егошина»,

— Из хозяйства Дарьюшкина, что ли? — спросил он примирительно. — Из Песковатки?

— Колхоз Кирова.

— Колхоз Кирова! — Теперь пришла очередь Кулева мерить взглядом старшину: «Глафира Кожемякина…» — Мы в колхозе Кирова берем прикрытие, а рядом «мессера», подкарауливают наших…

— И не ваших… И в Нижне-Чирской – тоже.

— В Нижне-Чирской?! — усомнился старшина. — Отставить панику!

— В Нижне-Чирской нас обстреляла зенитка и тут же прихватили «мессера»… Как по нотам.

— Когда?

— Я сама против паники. Вчера… В восемь десять – восемь пятнадцать утра примерно… Шумный сброс воды – и тишина. Молчание.

Наконец она открыла дверь. Чистое, промытое лицо без свекольного оттенка. Скорее оно было бледно.

— Я не прохлаждаюсь, товарищ лейтенант, — с опозданием, сдержанно пояснила летчица. — Я здесь приземлилась и отсюда взлечу. Сержант Бахарева, — и подобралась, свела каблуки брезентовых, в потеках масла сапожек, как образцовый строевик, отработавший курс молодого бойца. Румянец постепенно приливал к ее щекам.

— А если немец двинет?

— Сижу без масла, — сказала она веско. — Дюрит заменен. Доставят масло, я заправлюсь и – домой.

— Кто доставит? Откуда?

— Из Малой Россошки…

Кулев вспомнил взмыленных коней заградотряда.

— Сержант Бахарева! — Он по-командирски приосанился. — Берем «ЯК» на прицеп, и сей же момент – ходу.

Она отрицательно покачала головой.

Не мина с секреткой, бог весть куда подложенная (подложенная ли?), ограждала ее самолет, но румянец к лицу, строчка свежего подворотничка и, конечно, грубоватой ткани светлая лента в волосах… Кулев не ошибся, предложив серьезную заботу о прическе. Лента в волосах, старательно промытых и слегка на висках пушившихся, вместе с твердым отказом покинуть хутор как-то разом возвысили летчицу в его глазах. Опрятный, не глаженный после стирки, сильной рукой выжатый комбинезон был также на ней хорош.

— Тогда… двинули, — сказал Кулев своим, не трогаясь с места.

— Очень плохая вода, — поделилась с ним Бахарева, недовольно прощупывая волосы. — Холодная, жесткая… ужас. Никак голову не промою.

Это все, что она могла ему сказать, оставаясь здесь с «ЯКом».

— Когда-то авиация жила на касторке…

— Мензурка бы касторки не помешала.

— Моторное масло не подойдет?

— Нет, — без улыбки ответила она, вместе с непринятой шуткой отставляя еще дальше лейтенанта от своих расчетов и планов, где тайны косметики и получения заправочного масла соседствуют с готовностью взлететь на сияющем чистотой истребителе по этим колдобинам и буеракам.

«Как же она приземлилась здесь, целехонька?» — запоздало удивился Кулев.

— Товарищ лейтенант, все ясно, едем, — сказал старшина. — Майор Егошин нас заждался…

— Майор Егошин… дома? — насторожилась Бахарева, глядя мимо Кулева и что-то поправляя в волосах.

— Был дома.

— Вы когда… оттуда?

— С «пятачка»? Третий день. По коням!

— Обождите, на Обливскую водил… Егошин?

— На Обливскую? Может быть.

— Самолет его пестрый, как зебра?

— «Черт полосатый», да… Не обязательно водил Егошин, — сказал Кулев, потолкавшийся на КП. — Другие на «черте» тоже летают…

— Мы прикрывали, — упавшим голосом призналась Бахарева, кровь схлынула с ее лица… — Действительно, «черт», от земли не отличишь…

— Плохо прикрывали?

— Чужая машина, мотор отказал. — Она мельком, неприязненно глянула на самолет, сиявший чистотой.

— Так… Остальные?

— «Парой» ходили… Старшина Лубок да я. Но Егошин все видел! Все знает…

Громыхая бидонами, на баз влетела двуколка.

— Эмэс?[6] — нетерпеливо крикнула Бахарева вознице, и Кулев тотчас узнал в нем моряка из кавалерийского заслона.

— Как будто эмэс…

— Будто?

— Гэсээмщик заверил: авиационное масло эмэс.


Еще от автора Артём Захарович Анфиногенов
А внизу была земля

«А внизу была земля» — третья книга Артема Анфиногенова, в которой углубленно раскрывается главная тема писателя, наметившаяся в прежних его работах: «Земная вахта» и «Космики» — тема ратного подвига советских людей в годы Отечественной войны. Герои настоящей повести — фронтовые летчики, изображенные в момент высшего драматизма, продиктованного войной, их беззаветный труд во имя победы. Жизненный материал, как всегда у этого автора, документален, но взят он в данном случае не из вторых рук или чьих-то воспоминаний, овеянных дымкой времен, а собран, выношен, осмыслен бывшим летчиком-штурмовиком на боевых путях 8-й воздушной армии, шедшей от донских степей и Сталинграда к Севастополю…


Рекомендуем почитать
Одержимые войной. Доля

Роман «Одержимые войной» – результат многолетних наблюдений и размышлений о судьбах тех, в чью биографию ворвалась война в Афганистане. Автор и сам служил в ДРА с 1983 по 1985 год. Основу романа составляют достоверные сюжеты, реально происходившие с автором и его знакомыми. Разные сюжетные линии объединены в детективно-приключенческую историю, центральным действующим лицом которой стал зловещий манипулятор человеческим сознанием профессор Беллерман, ведущий глубоко засекреченные эксперименты над людьми, целью которых является окончательное порабощение и расчеловечивание человека.


Все мои братья

На фронте ее называли сестрой. — Сестрица!.. Сестричка!.. Сестренка! — звучало на поле боя. Сквозь грохот мин и снарядов звали на помощь раненые санинструктора Веру Цареву. До сих пор звучат в ее памяти их ищущие, их надеющиеся, их ждущие голоса. Должно быть, они и вызвали появление на свет этой книги. О чем она? О войне, о первых днях и неделях Великой Отечественной войны. О кровопролитных боях на подступах к Ленинграду. О славных ребятах — курсантах Ново-Петергофского военно-политического училища имени К.


Штрафной батальон

В книге представлены разные по тематике и по жанру произведения. Роман «Штрафной батальон» переносит читателя во времена Великой Отечественной войны. Часть рассказов открывает читателю духовный мир религиозного человека с его раздумьями и сомнениями. О доброте, о дружбе между людьми разных национальностей рассказывается в повестях.


Из огня да в полымя

Главная героиня повести — жительница Петрозаводска Мария Васильевна Бультякова. В 1942 году она в составе группы была послана Ю. В. Андроповым в тыл финских войск для организации подпольной работы. Попала в плен, два года провела в финских тюрьмах и лагерях. Через несколько лет после освобождения — снова тюрьмы и лагеря, на этот раз советские… [аннотация верстальщика файла].


Кавалеры Виртути

События, описанные автором в настоящей повести, относятся к одной из героических страниц борьбы польского народа против гитлеровской агрессии. 1 сентября 1939 г., в день нападения фашистской Германии на Польшу, первыми приняли на себя удар гитлеровских полчищ защитники гарнизона на полуострове Вестерплятте в районе Гданьского порта. Сто пятьдесят часов, семь дней, с 1 по 7 сентября, мужественно сражались сто восемьдесят два польских воина против вооруженного до зубов врага. Все участники обороны Вестерплятте, погибшие и оставшиеся в живых, удостоены высшей военной награды Польши — ордена Виртути Милитари. Повесть написана увлекательно и представляет интерес для широкого круга читателей.