Мгла - [12]

— Это полупение-полушептание… шипение — вот нужное слово. Шипение наподобие змеиного, но не отталкивающее, а притягивающее. То самое, каким соблазнили Еву… Да?

— Вас увело слишком далеко, — улыбнулась она, но глазами призналась, что он угадал.

Рейндж Ровер мягко рычал, скользя по мокрому, залитому желто-белым светом асфальту. Она сидела в пол-оборота к нему и улыбалась. В ее улыбке была растерянность. Их глаза встретились, и он тоже улыбнулся. Они свернули во дворы, она показывала, куда ехать.

Когда они остановились, она спросила:

— Если я правильно вас поняла, вы живете на Подбельского?

— Мой друг живет на Подбельского. Давно не виделись и вот договорились вместе посмотреть футбол.

— Футбол уже идет?

— Еще нет.

— А все-таки, где вы живете?

— На Ленинградке.

Когда она вышла из машины, она взяла на изгиб локтя сумку, выпрямилась, подобралась. Она чувствовала его взгляд. Повернувшись к нему в профиль, она положила руку на затылок и потрогала заколку, подняла подбородок и провела пальцами по волосам. Потом, повернувшись к нему, встретила его теплый взгляд и ее чувственные губы улыбнулись.

Они стояли рядом. Она, так неожиданно помолодевшая, затянутая как в шинель в свое серое пальто, чего-то ждущая, сама не знающая, чего. И он, в ослабленном галстуке, в расстегнутой куртке, улыбающийся теплыми искренними глазами, с прядью смоляных волос, упавшей на лоб.

Он подошел к багажнику и потянул ручку.

— Поможете мне? — она словно боялась, что он откажет.

— Вы думали, что я оставлю вас с коробками на улице?

Когда они ехали в лифте, они стояли лицом друг к другу. Она старательно держала осанку, выдерживая разделяющие их несколько сантиметров пространства, как рубеж обороны. Он смотрел на нее, а она стояла, опустив глаза. Потом подняла руку и поправила платок, дотронулась беспокойными пальцами до волос, до щеки. Он смотрел на ее залитое светом скуластое лицо и радовался, чувствуя в ней вызванное им волнение. И злился на свет, обнаживший ее седину и морщины, мелкие и подвижные.

Но седые волосы и морщины не портили ее лицо. Оно было прекрасным, словно кто-то вернул ему молодость. Ему хотелось увидеть, как меняется это умное, сдержанное лицо, как эти темные глаза наполняются наслаждением и прячут его под смуглыми веками, как дрожат губы и рот растягивается до неприличия, выпуская из глотки мучительный стон.

Она вставила ключ в массивную дверь и повернулась к нему.

— Могу предложить вам чай. Если вы не очень торопитесь, конечно. — Она посмотрела ему в глаза и тихо добавила. — Без глупостей, пожалуйста.

Открыв дверь, она прошла вперед и показала, куда поставить коробки.

— Не разувайтесь. Идите так.

Он поставил коробки и вернулся в прихожую.

Одну за другой она расстегнула пуговицы пальто, обыденно, опустив голову, но он увидел в этом начало разоблачения.

— Позвольте?

— Спасибо, — она повернулась спиной, освободила плечи, потянула руку, потом другую, взяла у него пальто и повесила на вешалку.

На ней было длинное коричневое платье, отделанное на груди и рукавах кружевом. Она оправила его, потянула с боков, на бедрах. Спереди ее талия выглядела узкой, но сбоку выделялся небольшой живот, округляющийся внизу, какой обычно бывает у рожавших женщин.

Она подняла руку и поправила волосы. Из-под локтя выглянула большая, обведенная контуром лифчика грудь. Она вытянула подбородок и посмотрела в зеркало. Потом села на кушетку, положила ногу на ногу и стянула сапог. Округлость бедра, колена и полной голени перетекла в изгиб стопы с изуродованным тесной обувью большим пальцем. Она делала все как привычный ритуал, молча, не стесняясь своего гостя.

Он смотрел на нее. Он стоял под бра и своей тенью обнимал ее полные плечи. Она ласкалась в теплом луче его взгляда, подставляя ему свой скуластый профиль.

Она быстро встала, едва не дотронувшись до него. Полная грудь колыхнулась под черным кружевом. Она пошла в комнату, пригласив его жестом руки.

— С кем вы живете? — спросил он.

— Одна. Дети выросли, у них свои семьи. — Она повернулась и ушла на кухню. Ее движение сопровождалось шорохом, Зудин подумал, что шуршит ее платье. Послышалось бряканье посуды.

Квартира выглядела необычно. В просторной комнате на стенах было множество светильников, все они были тусклые, освещение было матовым, мягким. Мебель была темно-коричневой, почти черной, на массивных ножках. Темные тона перемежались со светло-кофейными и бледно-желтыми. На стенах висело несколько картин и фотографий в широких резных рамах. Посреди комнаты стояла большая кровать с пестрым покрывалом, напротив кровати у противоположной стены — диван, столик. В углу большой телевизор, дорогая аппаратура. Она появилась, сопровождаемая шорохом.

— Почему вы стоите? — она поставила на столик два чайных прибора.

— У вас необычно.

Она показала на фотографию на стене.

— Муж был архитектор, предпочитал все оригинальное.

На цветном фото высокий седой мужчина обнимал ее сзади за плечи. Они смотрели в камеру и улыбались. Она отвернулась от фотографии и сложила руки, как будто растирала что-то в ладонях.

— Садитесь, что же вы?

И снова ушла. Он понял, что шуршит не платье, а колготки. Он проводил взглядом ее уютное, как будто переливающееся из емкости в емкость, тело. Ему показалось, что он видит сквозь платье, как трутся ее окорока, обтянутые колготками, сжимаются все сильней. Она вернулась с чайником и блюдом с конфетами и печеньем.