Международный человек - [7]

Шрифт
Интервал

Почему же Рудольфо делал вид, что не знает этого? Почему делал круглые глаза, когда ему говорили, что он должен был раньше сообщить о желании поехать? Почему вместо ответа начинал беззаботно танцевать “Tiger Rag” вперемежку с “Oige ja vasemba”?

Вошел второй адъютант Рудольфо Рейн Марвет О.Брайан. Розовощекий, как девушка, со смородиновыми глазами, застенчивый и симпатичный. Он был родом из Уэльса и эстонец по материнской линии, а поскольку он учился в Эбериствудском колледже, а не в Тартуском университете, то уэльский язык он знал лучше, чем эстонский.

Рейн Марвет О.Брайан сообщил: шеф послал узнать, поступили ли деньги.

“Почему он сам у меня не спросит?” — фыркнул Коэрапуу.

“У него посетители — эксперты из Международной экстерритории”, — извинился Рейн Марвет с оксфордским акцентом.

Тут Коэрапуу прорвало:

“Пусть спустится на землю! Он не в Америке живет! Он не в будущей Эстонской Республике живет. Он живет в советском последе... — Жена Коэрапуу работала повитухой, и потому терминология, которой она пользовалась, в какой-то степени пристала и к ее супругу. — Когда он наконец поймет, что пока в этой стране дела идут хуже, чем в Бельгийском Конго! Если он соизволил только вчера сообщить, что завтра утром улетает, то я не могу уже сегодня выложить ему полторы тысячи долларов. А чтобы официально получить деньги, об этом не может быть и речи”.

Коэрапуу перевел дух.

“Но так быстро я не могу даже по другим каналам! Это вам не пара сотен финских марок. Я ведь должен дать что-то взамен. Шеф, очевидно, полагает, что все почитают за честь оказать нам помощь. Что все жаждут внести вклад в восстановление независимости и так далее. Что помощники выстроились в очередь. Дескать, будьте добры, примите наши приношения. Что за чушь!”

Коэрапуу второй раз перевел дыхание.

“И вообще, известно ли шефу, чем я рискую? Я комбинирую, я занимаю, я же должен и отдавать, если, конечно, эти деньги из Иностранного банка до нас дойдут. Если дойдут... И откуда шеф взял, что эту командировку ему утвердят? Если Пакс не утвердит, кто погорит? А?”

Он глубоко вздохнул и успокоился. Его редкие взрывы были короткими и быстро проходили. Теперь он даже усмехнулся.

“В самом деле, я не вижу никакой причины, почему Пакс должен финансировать его поездку. В последнее время они любят друг друга, как... — он стал подыскивать подходящее сравнение, — как кобра и мангуст!”

“Шефа это не интересует, — развел руками адъютант и машинально сунул в рот пластинку жевательной резинки. — Не интересует и все”.

Коэрапуу подошел к столу Муськи и тихо простонал: “Муська, Муська, что со мной будет?”

До Фабиана доходили слухи, что они дружат с Муськой. Они когда-то работали вместе в Спортлото, поэтому Фабиан ничего не имел против. Пускай дружат. Дружба цементирует коллектив. Муська была разумнее многих мужчин.

В коридоре послышались голоса.

“За что он только зарплату получает?” — вопил Андерсон.

“Мых-хы-хых, знай наших!” — протрубил Пакс. Мяэумбайт донес до слуха свой диковинный смех. Это были каждодневные голоса канцелярии.

Часы пробили четыре, и все находящиеся в комнате, все восемь человек, приготовились слушать новости. Это было для них как “Отче наш”, и в этом они все были учениками шефа.

 

Шеф и его радиоприемники

У шефа помимо танцев была вторая слабость — радиоприемники. Можно даже сказать, что он помешался на них. Это объяснялось врожденным голодом по информации и трудностями, стоявшими на пути его удовлетворения в молодости, в тяжелое послевоенное время посреди русских равнин. Уже в Сибири он соорудил простой детекторный приемник, и поскольку на этой широте помехи чинились только русскоязычным передачам: “Радио Свобода” и “Голосу Америки”, то он уходил в ближайший от города лес, забрасывал антенну на высокую ель и слушал в свое удовольствие “Голос Америки” и Би-би-си на английском языке.

Постепенно число его любимых радиостанций увеличивалось, и в конце горбачевской эпохи он регулярно слушал, по его словам, около двадцати радиостанций. Для этого ему понадобилось по меньшей мере десять приемников, начиная с “Филипса” со старыми довоенными лампами и кончая “Грундигом”, предназначенным профессионалам, который стоил столько же, сколько приличный автомобиль.

В квартире у Рудольфо радиоприемники работали в каждом углу, и у Фабиана возникало ощущение, будто он в гостях у старой девы, у которой дюжина кошек мяукают разом, каждая на свой лад.

Хотя у шефа были и дигитальные приемники, которые фиксировали в памяти радиостанции, он предпочитал по старой привычке крутить ручки своих аппаратов, перескакивая от одного ящика к другому и прикладывая к ним ухо.

В самый насыщенный свой радиопериод, в семидесятые и до середины восьмидесятых, он якобы даже спал в обнимку с радио. Видимо, с тех пор и пошел слух, будто он со своими женщинами обращается как с неживыми предметами.

“Мне нравится, когда она слегка повизгивает и постанывает на моей груди, — признался Рудольфо Фабиану в минуту откровенности. — Это украшает процесс, как аромат хорошую сигару”.

Особое удовольствие доставлял ему “Филипс” и он говорил, что когда в воскресенье утром слышит голос Алистера Кука, то ощущает себя почти что Уинстоном Черчиллем. “Филипс” он позволял себе слушать только по воскресеньям. На работе же и в поездках он был неразлучен с “Сони”, величиной с paper-back.


Еще от автора Михкель Мутт
Französisch

Рассказ эстонского писателя о мальчике, родители которого мечтают определить его в спецшколу с углубленным изучением иностранных языков. Автор с юмором изображает обывательские настроения взрослых и реакцию на это ребенка.


Рекомендуем почитать
Жизнь и любовь (сборник)

Автор рассказов этого сборника описывает различные события имевшие место в его жизни или свидетелем некоторых из них ему пришлось быть.Жизнь многообразна, и нередко стихия природы и судьба человека вступают в противостояние, человек борется за своё выживание, попав, казалось бы, в безвыходное положение и его обречённость очевидна и всё же воля к жизни побеждает. В другой же ситуации, природный инстинкт заложенный в сущность природы человека делает его, пусть и на не долгое время, но на безумные, страстные поступки.


Барашек с площади Вогезов

Героиня этого необычного, сумасбродного, язвительного и очень смешного романа с детства обожает барашков. Обожает до такой степени, что решает завести ягненка, которого называет Туа. И что в этом плохого? Кто сказал, что так поступать нельзя?Но дело в том, что героиня живет на площади Вогезов, в роскошном месте Парижа, где подобная экстравагантность не приветствуется. Несмотря на запреты и общепринятые правила, любительница барашков готова доказать окружающим, что жизнь с блеющим животным менее абсурдна, чем отупляющее существование с говорящим двуногим.


Живописец теней

Карл-Йоганн Вальгрен – автор восьми романов, переведенных на основные европейские языки и ставших бестселлерами.После смерти Виктора Кунцельманна, знаменитого коллекционера и музейного эксперта с мировым именем, осталась уникальная коллекция живописи. Сын Виктора, Иоаким Кунцельманн, молодой прожигатель жизни и остатков денег, с нетерпением ждет наследства, ведь кредиторы уже давно стучат в дверь. Надо скорее начать продавать картины!И тут оказывается, что знаменитой коллекции не существует. Что же собирал его отец? Исследуя двойную жизнь Виктора, Иоаким узнает, что во времена Третьего рейха отец был фальшивомонетчиком, сидел в концлагере за гомосексуальные связи и всю жизнь гениально подделывал картины великих художников.


Частная жизнь мертвых людей (сборник)

Как продать Родину в бидоне? Кому и зачем изменяют кролики? И что делать, если за тобой придет галактический архимандрит Всея Млечнаго Пути? Рассказы Александра Феденко помогут сориентироваться даже в таких странных ситуациях и выйти из них с достоинством Шалтай-Болтая.Для всех любителей прозы Хармса, Белоброва-Попова и Славы Сэ!


Преподавательница: Первый учебный год

Порой трудно быть преподавательницей, когда сама ещё вчера была студенткой. В стенах института можно встретить и ненависть, и любовь, побывать в самых различных ситуациях, которые преподносит сама жизнь. А занимаясь конным спортом, попасть в нелепую ситуацию, и при этом чудом не опозориться перед любимым студентом.


Любовь. Футбол. Сознание.

Название романа швейцарского прозаика, лауреата Премии им. Эрнста Вильнера, Хайнца Хелле (р. 1978) «Любовь. Футбол. Сознание» весьма точно передает его содержание. Герой романа, немецкий студент, изучающий философию в Нью-Йорке, пытается применить теорию сознания к собственному ощущению жизни и разобраться в своих отношениях с любимой женщиной, но и то и другое удается ему из рук вон плохо. Зато ему вполне удается проводить время в баре и смотреть футбол. Это первое знакомство российского читателя с автором, набирающим всё большую популярность в Европе.