Между жертвенником и камнем. Гость из Кессарии - [15]

Всякое преступление считалось уголовным, даже несколько невинных слов. Поэта судили за то, что он в трагедии посмел порицать Агамемнона, историка судили за то, что он назвал Брута и Кассия последними из римлян. Некоторым заключенным запрещалось не только утешаться занятиями, но даже говорить и беседовать. Из тех, кого звали на суд, многие закалывали себя дома, уверенные в осуждении, избегая травли и позора, многие принимали яд в самой Курии, но и их, с перевязанными ранами, полуживых, еще трепещущих, волокли в темницу...»

А вот что писал об этом же времени другой римский историк - Тацит:

«Земля была сплошь покрыта трупами, тела людей обоего пола, всех возрастов, знатных и неизвестных валялись в одиночку или целыми кучами. Родственники, друзья не могли приблизиться к ним, оросить их слезами, ни даже смотреть на них долго.

Расставленные вокруг солдаты наблюдали за проявлениями горя, не оставляли без конвоя даже разложившиеся тела, когда их волочили в Тибр. Здесь они плавали по воде или прибивались к берегу, и никто не смел сжечь их или даже прикоснуться к ним. Страх разрушил все узы человечности, и, чем жестче становилась тирания, тем более подавлялось сострадание…»

... В один из знойных июньских дней 33-го к Тиберию прибыло сразу три гонца из разных концов света. Макрон принес привезенные ими письма как раз в тот момент, когда император раздумывал, чем бы ему получше закончить записки о своих деяниях.

Рассеянно распечатав послание от наместника Иудеи Понтия Пилата, он прочитал, что на Голгофе близ иудейской столицы по просьбе местных первосвященников и фарисеев, распят Иисус по прозвищу Христос. Никакой вины за ним наместник не нашел, но вынужден был уступить, чтобы не обострять отношений Рима с и без того неспокойном Иудеей.

«Вечно этот Пилат отрывает меня от дел своими пустяка ми!» - раздраженно подумал Тиберий и, поразмыслив, вывел на листе пергамента:

«Провинции во время моего управления государством находились в хорошем состоянии. Я строго следил за деятельностью наместников, о чем говорит большое количество процессов о вымогательствах и справедливых казнях в провинциях…»

В праздники, посвященные небесным богам не принято было совершать казни.

Второе письмо было от парфянского правителя Артабана. Тиберий поморщился, читая его. Царь царей попрекал его убийствами близких и незнакомых ему людей и в конце даже предложил утолить справедливую ненависть к нему римских сограждан добровольной смертью.

Швырнув пахнущий изысканными восточными благовониями лист на пол, Тиберий взялся за последнее письмо. В нем сообщалось, что Агриппина, жена Германика, умерла от голода на острове Пандатерия, что в Тирренском море.

«Ну, вот и все! - устало подумал Тиберий. - Все! Остался один Гай, и путь моему родному внуку к власти будет открыт, Но уж с этим, юнцом, который с удовольствием посещает все мои казни, я думаю, расправиться не составит особого труда.» Тиберий потребовал принести амфору вина и, слегка поразмыслив, уверенно вывел на самом последнем листе пергамента:

«Я повелел умертвить Сеяна потому, что узнал его преступные намерения против семьи Германика, его жены Агриппины и сыновей, против которых он особенно свирепствовал...»

По иронии судьбы, в которую так верил Тиберий, эта последняя запись оказалась единственной, которая дошла до адресата, из всего его послания к далеким потомкам.

За четыре года, которые еще оставалось прожить Тиберию, Гай Цезарь - Калигула ни словом, ни жестом не выдает своих истинных чувств и не подаст ни единого повода, чтобы император смог расправиться с ним. Зато сам он» едва придя к власти, прикажет умертвить Гемелла - родного внука Тиберия, а следом за ним и Макрона.

ГОСТЬ ИЗ КЕСАРИИ

 (Калигула) Повесть

Третий день ходил по Риму боспорский купец Андромен и никак не мог надивиться.

«Улиц-то, улиц! - пьянея от многоголосой и разноязыкой толчеи, с восхищением думал он. - А уж людей...»

Немало городов и столиц успел повидать он, плавая по Эвксинскому Понту со своими товарами. Был в Синопе, Колхиде. Ходил в Тиру, Аполлонию, Одессос. В Аршамашате Армянском однажды торговал. Но все они по сравнению с Римом - что скифское стойбище перед его родной Кесарией! Один только Форум чего стоит!.. Будь он путешественником, то не стал бы даже тратить времени на плавания по всему свету.

Пришел на Форум и увидел бы все, чем богат и разнообразен мир. Египетское стекло?

Пожалуйста! Нумидийскую слоновую кость? Готовь только серебряные денарии с профилем императора, что можно выменять у менялы. Скифское золото, которого теперь и на Боспоре-то не сыщешь? Сколько угодно!

Еще больше удивил Андрсмена круглый, как пиксида, в которой его жена хранила румяна, храм Весты, богини домашнего очага. Он слушал рассказы окружавших его путешественников, что священный огонь в этом храме день и ночь поддерживают жрицывесталки, давшие обет целомудрия, и только качал головой. Надо же: даже консулы обязаны были уступать дорогу весталке, а если она встречалась осужденному, которого вели на казнь, то преступника отпускали на свободу.

«И почему я не римлянин? - с сожалением подумал Андромен. - Отдал бы свою дочь в весталки, то-то уважение было ей и почет мне, отцу!»