Между ушами. Феномены мышления, интуиции и памяти - [51]

Известный математик Жак Адамар рассказывал, что, решая сложную проблему, он мыслит пятнами неопределенной формы, которые танцуют, мельтешат и накладываются одно на другое. Слова при таком мышлении только досадная помеха. В конце концов это калейдоскопическое кружение прекращается, туча постепенно приобретает более строгие очертания, и в ней мало-помалу начинает брезжить некая внутренняя гармония. Проблема, по сути дела, уже решена, и вся трудность заключается теперь в том, чтобы перевести решение в общепонятный код, будь то математические символы или вербальная формулировка.

Чтобы воочию убедиться в несовпадении мышления и языка, не обязательно поминать всуе великих ученых. Каждый, кто хотя бы раз пробовал связно изложить на бумаге свои мысли, непременно сталкивался с тяжкой немотой, которую зовут в обиходе муками творчества. Вы долго бились над непослушной идеей, и наконец все уже позади: у вас в голове высится законченное здание, прекрасное в своей соразмерности. Но когда вы облекаете его в слова и выплескиваете на белый лист, оно загадочным образом оборачивается бледной тенью великолепного оригинала. Об этом роковом несоответствии более ста лет назад написал Тютчев: «Мысль изреченная есть ложь». Более развернуто о том же самом сказано у Мандельштама:

Когда, уничтожив набросок,

Ты держишь прилежно в уме

Период без тягостных сносок —

Единый во внутренней тьме —

И он лишь на собственной тяге,

Зажмурившись, держится сам, —

Он так же отнесся к бумаге,

Как купол к пустым небесам.

Короче говоря, между мышлением и его вербальной ипостасью всегда имеется зазор, люфт, откуда выплывает облако нематериального, невыразимое в слове. Что-то непременно остается за скобками, и вот на эти непроторенных путях как раз и совершаются подлинно великие открытия.

Когда после создания теории относительности и квантовой механики физика практически полностью лишилась наглядности, многие философы и психологи заговорили о том, что мышление ученого насквозь символично, ибо точные науки оперируют формулами и логическими конструкциями, которые ничего не дают чувствам. Иными словами, живой образ нужен художнику и поэту, а математику или физику он ни к чему. Однако сами ученые с этим не согласились. На мнение Адамара мы уже ссылались, а вот что писал по этому поводу Альберт Эйнштейн: «Слова, написанные или произнесенные, не играют, видимо, ни малейшей роли в механизме моего мышления. Психологическими элементами мышления являются некоторые более или менее ясные знаки или образы». Далее создатель теории относительности поясняет, что слова приходят тогда, когда нужно передать мысль другому, а образы, которыми он мыслит, чаще всего зрительные или двигательные, в редких случаях – слуховые. Обычное мышление, с точки зрения Эйнштейна, мало чем отличается от сугубо научного: в нем тоже преобладают двигательные и зрительные образы. Итак, словесная рефлексия приходит уже после рождения мысли, а сама мысль лишена вербального (или какого-либо иного символического) содержания и облечена первоначально в образную ткань. Сегодня с этим утверждением согласно большинство психологов.

В качестве примера можно привести историю создания так называемой планетарной модели атома, автором которой является выдающийся британский физик Эрнест Резерфорд. В наши дни каждый школьник, если он не закоренелый двоечник, скажет, что атом любого химического элемента есть стандартная конфигурация, состоящая из атомного ядра, в свою очередь построенного из положительно заряженных протонов и не имеющих заряда нейтронов, и отрицательно заряженных электронов, которые вокруг этого ядра крутятся. Плюс на минус дают в итоге ноль, поэтому атом в целом электрически нейтрален. Справедливости ради следует сказать, что сия модель – не более чем бледная тень реальных внутриатомных процессов, изысканная метафора, ибо атомное ядро ничуть не похоже на центральное светило нашей системы, да и электроны, описывающие всевозможные кривые вокруг атомного ядра, можно уподобить планетам с очень большой натяжкой. Всякая элементарная частица (а электрон – частица в высшей степени элементарная) сочетает в себе корпускулярные и волновые свойства. Перетолковав на свой лад эту максиму, популяризаторы от физики заговорили о дуализме свойств, изначально присущих всему населению микромира. И нельзя сказать, чтобы они сильно погрешили против истины, поскольку электрон действительно ведет себя как заправский фокусник, в мгновение ока меняющий обличье: то обернется волной, а то от души продемонстрирует свои корпускулярные свойства. На самом деле всему виной наши удушливые стереотипы, которые имеют к природе вещей самое косвенное отношение. Электрон не является ни волной, ни частицей, поскольку изнанка вещей творилась не под человека; электрон – всего-навсего электрон, двуликий Янус, ведущий себя так, как ему предначертано. В одних случаях он выступает как частица, а в других – как волна, оставаясь при этом непостижимой вещью в себе с фиксированной массой, отрицательным зарядом и полуцелым спином.

Однако мы отвлеклись. Идея о том, что атом (в буквальном переводе с греческого – неделимый) есть первооснова всего сущего, а вся материя состоит из мельчайших и неизменных частиц, пребывающих в бесконечном движении, родилась за много веков до рождества Христова. Ее разделяли такие выдающиеся античные мыслители, как Демокрит, Эпикур и Левкипп, но поскольку античная наука была насквозь спекулятивной и бежала эксперимента, как черт ладана, толку от этих упражнений в суесловии было чуть. К концу XIX столетия, когда Дж. Дж. Томсон из Тринити-колледжа в Кембридже открыл электрон, стало понятно, что атом имеет сложную внутреннюю структуру и не является элементарным кирпичиком мироздания. Но как электроны и протоны (нейтрон был открыт только в 1932 году Джеймсом Чэдвиком) располагаются в атоме друг относительно друга, было совершенно не ясно. Скажем, лорд Кельвин считал атом сферическим образованием, по всему объему которого равномерно распределен положительный заряд, а внутри сферы в статическом равновесии находятся отрицательно заряженные электроны. Но уже буквально через несколько лет Резерфорд не оставил от этой модели камня на камне.