Между ушами. Феномены мышления, интуиции и памяти - [26]

Оставим в покое феномен импринтинга и проблематику порождения и понимания речи. Настало время присмотреться к тому, как устроена наша память, с какими структурами головного мозга она связана и как функционирует. Фундаментом этого величественного здания является память генетическая, опирающаяся на жесткий каркас врожденных поведенческих программ. Впрочем, об этом достаточно подробно говорилось во второй главе. В емких подвальных помещениях этажом выше лежит огромный пласт бессознательного, целый мир динамических ассоциаций, смутных образов и темных влечений, где днем и ночью кипит работа, не останавливаясь ни на секунду. Венчает постройку сознательная, «дневная» память, сравнительно легко поддающаяся произвольному управлению.

Сфера бессознательного неизмеримо обширнее сознательного отсека нашей психики и соотносится с ним, как подводная часть айсберга с надводной. В эту непроглядную пучину проваливается все – вытесненные побуждения, подспудные желания, разнообразные «стыдные» комплексы, уловленные недремлющим полицейским оком загадочной потаенной цензуры, не пускающей наверх запретный психический материал. Впервые о вытеснении и цензуре заговорил венский психопатолог Зигмунд Фрейд, создатель теории психоанализа, а его многочисленные последователи подхватили эту идею. Фрейд настаивал на том, что магма, бушующая в подземельях бессознательного, имеет по преимуществу сексуальную окраску, а цензура «дневной» компоненты психики стремится облечь запрещенную мысль в приличную символическую форму. В концепции вытеснения немало здравого, однако Фрейд излишне абсолютизировал сексуальную составляющую вытесненных побуждений, что объясняется не только специфическим контингентом больных, с которыми он имел дело как психиатр, но и общей направленностью философских тенденций рубежа XIX–XX веков.

В действительности вытесняются не только стыдные мысли, но вообще все неприятное и даже просто сиюминутный психический мусор, не востребованный сознанием здесь и сейчас. Хрестоматийный пример: Чарльз Дарвин, обладавший весьма неплохой памятью, добросовестно записывал все факты и аргументы, противоречившие его теории, ибо они стремительно улетучивались, не оставляя следов. С упорством, достойным лучшего применения, психика старательно игнорировала неудобную информацию. Вспомним афоризм немецкого философа Фридриха Ницше: «Я это сделал, – сказала мне память. «Но я не мог этого сделать», – возразила гордость, и память сдалась». Даже любимые ученики Фрейда со временем разошлись с учителем. Например, швейцарский психолог Карл Густав Юнг создал учение о коллективном бессознательном, врожденных образных структурах, или так называемых архетипах, лежащих в основе общечеловеческой символики, которые можно вычленить из мифов, религиозных верований и сновидений. Впрочем, оставим в покое высоколобые теории и присмотримся повнимательнее к той компоненте нашей памяти, которая исправно служит нам изо дня в день.

Память многолика, как сама природа. Один человек превосходно запоминает лица, другому ничего не стоит вытвердить несколько страниц стихотворного текста, но перед первой же формулой он пасует. У одного память крепкая, а у другого дырявая, как решето. В автобиографии «Я сам» В.В. Маяковский писал: «Бурлюк говорил: у Маяковского память, что дорога в Полтаве, – каждый галошу оставит. Но лица и даты не запоминаю. Помню только, что в 1100 году куда-то переселялись какие-то «доряне». Подробностей этого дела не помню, но, должно быть, дело серьезное. Запоминать же – «Сие написано 2 мая. Павловск. Фонтаны» – дело вовсе мелкое. Поэтому свободно плаваю по своей хронологии». Другими словами, сколько людей, столько и комбинаций способностей к запоминанию, сохранению и воспроизведению. Обратите внимание, как разные люди вспоминают забытый телефонный номер. Человек, опирающийся на зрительную память, попытается представить себе этот номер написанным, а если у него преобладает слуховая память, он будет ориентироваться на неповторимый интонационно-ритмический рисунок этого набора цифр. Такой человек всегда предпочтет один раз услышать, чем сто раз увидеть. Тот же, у кого на первом месте стоит память двигательная, постарается его написать если не на бумаге, то в воздухе, да еще пробормочет, но не для того чтобы вспомнить звуковой образ, а чтобы оттолкнуться от артикуляции, речевых движений. Короче говоря, у большинства людей типы памяти перемешаны, и только у таких уникумов, как луриевский Ш., они слиты в нерасчленимое единство.

Помимо слуховой, зрительной и двигательной памяти, можно еще выделить память эмоциональную и словесно-логическую, а некоторые люди сполна наделены замечательной памятью на запахи и оттенки цвета. Говорят, что Рембрандт без труда различал до 500 оттенков черного цвета. Отдавая должное богатству индивидуальных вариаций, нейрофизиологи, однако, склонны различать три основных типа памяти – непосредственную, кратковременную и долговременную.

Непосредственная память весьма непродолжительна и способна сохранять информацию лишь на протяжении нескольких секунд. Когда вы едете в машине и смотрите на проплывающий мимо пейзаж, вам удается зафиксировать мелькнувшие предметы на секунду-две, не больше. Психологи рекомендуют такой тест: закройте глаза, потом откройте их на мгновение и снова закройте. В течение некоторого времени четкая и ясная картинка будет висеть перед вашим внутренним взором, а потом растает без следа.