Между строк - [66]

Морозову тоже приходилось не сладко. Он не привык сидеть без дела. Я не смогла больше смотреть на его мучения и усадила за компьютер, показав все прелести Интернета. На свою голову.

Через неделю выяснилось, что Морозов написал сценарий и хочет сам снимать фильм. А на следующий день заявил, что нашел сайт, на котором можно сделать свою страничку, чем он в ближайшее время и займется. Во всяком случае, подготовит тексты. Я была только рада за него. Человек нашел себе дело.

А я поначалу пыталась вспомнить, как лечить подобного рода травмы. Нужен кальций. Это понятно. Но где его взять? Вспомнились школьный курс анатомии и какая-то популярная литература. Когда-то я собиралась поступать в медицинский. Но это было давно, слишком давно.

Сергеич рассказал, что помогут молочные продукты, сыр, мясо. Желательно холодец. Я представила себе эту картину. Я не то что никогда его не готовила — я просто смутно представляла, как он делается. В конце концов посмотрела кулинарные книги, имеющиеся дома. Пошарила в Интернете. Выбрав для первого раза рецепт попроще, я отправилась на кухню. Но вовремя сообразила, что у меня нет подходящей посуды. Заняла у соседки, сказав: так надо. И, пытаясь ничего не напутать со временем и пропорциями, приступила к делу.

Морозов потихоньку оживал. Первые дни вынужденного безделья давались непросто. Он постоянно прокручивал историю с Андреевым, пытаясь докопаться до сути, до первопричины. Потом, в самом расцвете карьеры, такой удар — сломанная рука и растяжение. Я как могла отвлекала его от невеселых мыслей. Хотя понимала, что он из тех людей, которые не успокоятся, пока не докопаются до причины своих неудач. Первое время просто не могла на него смотреть. Я привыкла видеть его уверенным в себе человеком с пластикой хищника. Как-то мы столкнулись с ним в коридоре. Он шел походкой раненого бронтозавра. В тот момент я поняла: надо что-то делать. Тогда-то и был найден спасительный ход — я посадила его за компьютер.

Впервые за долгое время Морозову наконец удалось выспаться по-человечески. Как-то он признался, что не привык спать больше пяти-шести часов. А тут — дорвался. Исчезли круги под глазами. Лицо стало нормального естественного цвета. Да и раздражительность исчезла. Меня эти перемены в нем, безусловно, радовали.

Однажды, вернувшись домой, я увидела Морозова, искрящего и светящегося. Его номинировали на одну из театральных премий. Как раз из тех немногочисленных, к которым Морозов относился с уважением.

— Я за тебя рада. Поздравляю!

— Рано еще.

— Почему же? Если честно, я ни секунды не сомневаюсь в том, что ты ее получишь.

— Посмотрим.

— А куда ты денешься? Если говорить объективно, то роль, за которую тебя выдвигают, ты сыграл просто потрясающе. Я сейчас говорю как человек незаинтересованный. Ты знаешь, что тебе я могу сказать в лицо все, что думаю, и это будет воспринято адекватно.

— Ладно, давай отметим, что ли, это дело.

— Давай.

Мы давно так хорошо не сидели: глаза в глаза, рука в руке. Я совсем замоталась в последнее время, взвалив все на себя. Морозов как мог сопротивлялся. Он не хотел от меня такой жертвы, прекрасно понимая, что добром это не кончится.

Время в очередной раз «зависло», перестав существовать. Было слышно, как тикают часы, как водопроводные трубы исполняют понятную только им мелодию…

Но в итоге все опять свелось к самокопанию. Я поняла, что больше так не могу.

— Ты переживешь и это, а потом последует новая ступень.

— А если нет? Почему все так глупо сложилось? Я в чем-то виноват? Все рушится в самый ответственный момент, когда осталось чуть-чуть.

— Вот что, дорогой. Мой тебе совет: прости всех. Это нелегко. Но жить с таким грузом еще сложнее. А еще лучше — сходи в церковь. Завтра же. Это же через дорогу. Дойдешь?

Такого поворота событий Морозов не ожидал. Потом, придя в себя, прервал молчание:

— Ты думаешь?

— Да. В крайнем случае дома свечку поставь. — Тут я побоялась, что зря затеяла этот разговор, что это может нас увести в такие дебри, что не выбраться. Но этого не случилось.

Рита, как всегда, позвонила, когда этого меньше всего ожидаешь.

— Привет! Куда пропала?

— Привет. Долго рассказывать. Дела.

— Я у тебя вот что хотела спросить. Ты имя мое помнишь?

— В смысле?

— Спрашиваю в последний раз: имя?! Помнишь, мы с тобой регистрировались на одном прикольном сайте? Пароль помню, а имя забыла.

— То, что ты забыла, называется логин. Ты меня больше так не пугай. Мне, знаешь ли, острых ощущений хватает.

— Верю.

Мы проговорили минут десять. В конце разговора Рита подкинула мне адрес одного забавного сайта.

— Ладно, загляну при случае.

— Ну, счастливо!

— Пока!

Я положила трубку. Морозов вопросительно посмотрел на меня.

— Все нормально, Андрюш. У тебя ко мне вопросы есть?

— А что?

— Пойду куртку постираю. Давно собиралась, но все как-то не до этого было.

— Время — второй час.

— А когда мне это мешало?

— Я не перестаю тебе удивляться.

— Я сама себе иногда удивляюсь.

Со временем все встало на свои места. Морозов уже появлялся в театре, хотя еще прихрамывал и привлекал к себе внимание загипсованной рукой. Возвращение в коллектив, к привычной жизни, явно пошло ему на пользу. По вечерам, вернее, по ночам, он обрушивал на мою голову уйму информации и впечатлений. Но главное — он утвердился в желании снимать свой фильм. Однажды Морозов положил передо мной пухлую стопку исписанных листов. Это был сценарий. На мое возражение: «Не проще ли было напечатать?» — он отрезал: «Не могу работать за компьютером. Бумага должна помнить рукописный текст». Я не стала возражать.