Между нами война - [86]

Шрифт
Интервал

— Голодранке? — оскорбился Таррос. — Посмотри на себя. Твои успехи затмили твой ум. А сам-то кем был? Ты стал высокомерен. — Таррос покачал головой в укор.

— Да прости, прости. Не хотел обидеть тебя. Признаюсь — Эрис слишком хороша, чтоб быть из низших слоев. Её неописуемая красота приводит в восторг каждого, увидевшего её. — взгляд Тарроса сделался гневным. — И тот ум. Поговорив с ней, я бы не дал ей шестнадати лет. Может, все сорок. — он улыбнулся. — Но ее мужской характер и закалка — он пугает очарованных ею.

— Тебя. Потому что ты — слабак. — подытожил Таррос.

— Ты что, всё-таки серьезно?! — испуганно выкатил очи Армандо. — Ты что, не понимаешь, куда она может тебя завести? Ты же долго добивался своего положения! Сам. — ужаснулся он. — Твоя страсть лишит тебя всего. Может быть, даже жизни… — он говорил истину.

— Меня не пугает эта перспектива. Первый раз в жизни я полюбил и хочу быть с девушкой, которую сделаю хозяйкой своей судьбы. — говорил Таррос, не глядя на Алессандро, и его глаза пламенно заблестели.

— Таррос, заклинаю Святым Марко, брось эту затею. Теперь ясно, откуда в тебе появились мятежные ноты. Она дурно влияет на тебя. Я не узнаю былого Тарроса — цепного пса Империи! — сетовал он.

— Я похож на глупого ребенка, который, по-твоему, поддается чужому влиянию? — он оскорбился. — Ты, прожив со мной бок о бок столько лет, всё ещё меня не знаешь.

— Вот именно, что знаю. Союз двух безголовых лихачей, руководствующихся пылкими сердцами приведет их обладателей к палачу. — выразился Алессандро. — Ты же постоянно твердишь устав своим языком, ты же знаешь закон — никаких браков венецианцев и критян быть не может! Это — политическое преступление. — продолжал он, неустанно повторяясь в споре.

— Меня ничто не остановит, Алессандро. Никто. Даже если сам Дож придёт снимать мою кожу. Я всё решил. И ты, как друг, должен меня поддержать. Хоть и не поняв, поддержать.

— Я понимаю тебя. Твой вкус — отменный. — Тарросу не понравилось, что Армандо постоянно мусолит образ Эрис, и Алессандро прекрасно понимал это в его ревнивом взгляде. — Да прости ты, я не имел в виду ничего плохого. Но я тебя не поддерживаю, так и знай. Как друг, я до последнего буду пытаться спасти твою дорогую для меня жизнь.

— В таком случае, плохой из тебя друг.

— Таррос. Я боюсь за тебя. Тебя могут пытать, казнить, в лучшем случае — сослать в Венецию, предварительно разлучив вас. А о ней ты подумал? Как поступят с ней, такой… выдающейся… — он подбирал слова, чтоб не вызвать у Тарроса ревность, — прости, друг.

— Я умру, но не дам её в обиду никому. Мы уплывём.

— Что?! Вот теперь я вижу, что твоя любовная лихорадка прогрессирует с каждой минутой!!! — ужаснулся Алессандро.

— Это в крайнем случае… Может, в Никейскую Республику. Там нет этих наиглупейших законов. Ты же сам живёшь с гречанкой. — Таррос рассмеялся.

— Это совсем другое! — возмутился Алессандро.

— Что есть в твоём понятии нация? Это иллюзия. Все народы, произойдя от одного праотца и матери, расселились по этой грешной Земле, став врагами друг другу. — рассуждал Таррос. — И издревле, воюя, порабощая и завладевая друг другом, смешиваются снова и снова, создавая новые народности. Лучшие качества людей избираются, худшие отбрасываются. Тебе ли, как военному, этого не знать? Завоеватель, тоже мне. И я поражаюсь: люди, не размышляя о своем происхождении, навязывают это глупое понятие — нация.

— Ты прав… Прав.

— Я всю жизнь скрываю свою народность. — вздохнул Таррос.

— Мне стало понятно, откуда в твоей любимой такая страсть к авантюрам и смелость — я вспомнил, что ее отец — генуэзец. — он смеялся.

Таррос поддержал его смех. На душе Алессандро лежал тяжелый камень. А Таррос днем и ночью думал, как бы побыстрее расположить к себе юную Эрис. Тут еще, как назло, эта возня с магнатами, отбирающая все время и настроение…


Примечания автора: извините, но это военные грубые люди. Прямолинейные, как и их стать.


1 — Culum pandite! — готовь ж*пу! /лат. ругат.

2 — Caput tuum in ano est! — у тебя вместо головы з*дница! /лат. ругат.

3 — Perites — от**бись/лат. ругат.

4 — сitocacius — заср. нец/лат. ругат.

5 — Commodum habitus es! — тебя только что по. мели/лат. ругат.

6 — Vae… Vae… Mentulam Caco — Бл*! Во черт! Сран. й **й! /лат. ругат.

7 — Viri sunt Viri — Мужчины — зло.

Здесь применяется очень грубой поговоркой.

8 — Audentes fortuna juvat. — смелым покровительствует удача/лат. пословица.

9 — adhibenda est in jocando moderatio — и шутить необходимо только в меру/лат. поговорка.

10 — Fellator, Vacca stulta — очень неприличное выражение, связанное с ор*л***м видом половых отношений; тупая корова. /лат. ругат., военный жаргон

11 — volgare — разговорный стиль венецианского языкового диалекта в раннем средневековье.

12 — illustre — культурный стиль венецианского языкового средневековья.

Глава двадцать первая

Задался новый трудный день. Бабушка Эрис стала замечать, что внучка стала сильнее уставать и её характер стал суровее. Её не интересовали (во всяком случае, она не подавала вида) победы и поражения Эрис на любимом поприще.

Сегодня Эрис испекла хлеб сама — у Никона, а значит и у его близняшки был день рождения. Им исполнилось по восемнадцать лет. И ради этого Эрис принесла вкусный густой йогурт. Она сделала его накануне, предварительно сквасив купленное у соседки молоко, затем на пару часов подвесив простоквашу в льняном мешочке. Потом Эрис остудила полученную массу, поместив в глинянный горшочек в канал с ключевой водой. Эрис направилась в гарнизон.


Рекомендуем почитать
Четыре месяца темноты

Получив редкое и невостребованное образование, нейробиолог Кирилл Озеров приходит на спор работать в школу. Здесь он сталкивается с неуправляемыми подростками, буллингом и усталыми учителями, которых давит система. Озеров полон энергии и энтузиазма. В борьбе с царящим вокруг хаосом молодой специалист быстро приобретает союзников и наживает врагов. Каждая глава романа "Четыре месяца темноты" посвящена отдельному персонажу. Вы увидите события, произошедшие в Городе Дождей, глазами совершенно разных героев. Одарённый мальчик и загадочный сторож, живущий в подвале школы.


Айзек и яйцо

МГНОВЕННЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР THE SATURDAY TIMES. ИДЕАЛЬНО ДЛЯ ПОКЛОННИКОВ ФРЕДРИКА БАКМАНА. Иногда, чтобы выбраться из дебрей, нужно в них зайти. Айзек стоит на мосту в одиночестве. Он сломлен, разбит и не знает, как ему жить дальше. От отчаяния он кричит куда-то вниз, в реку. А потом вдруг слышит ответ. Крик – возможно, даже более отчаянный, чем его собственный. Айзек следует за звуком в лес. И то, что он там находит, меняет все. Эта история может показаться вам знакомой. Потерянный человек и нежданный гость, который станет его другом, но не сможет остаться навсегда.


Полдетства. Как сейчас помню…

«Все взрослые когда-то были детьми, но не все они об этом помнят», – писал Антуан де Сент-Экзюпери. «Полдетства» – это сборник ярких, захватывающих историй, адресованных ребенку, живущему внутри нас. Озорное детство в военном городке в чужой стране, первые друзья и первые влюбленности, жизнь советской семьи в середине семидесятых глазами маленького мальчика и взрослого мужчины много лет спустя. Автору сборника повезло сохранить эти воспоминания и подобрать правильные слова для того, чтобы поделиться ими с другими.


Замки

Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.


Холмы, освещенные солнцем

«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.


Ты очень мне нравишься. Переписка 1995-1996

Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.