Между нами война - [85]

— Как говорится, никто не живёт воздухом. — Алессандро рассмеялся. Таррос же наоборот оставался крайне серьезным, внимательно слушая такую неожиданную Эрис.

— Никто не дал им такое право. — согласился командир.

— А насчет гимнастики: раздетые мужчины и женщины у Платона занимаются вместе и он писал, — она пронзительно и хмуро посмотрела на Алессандро. — что, цитирую: «тот, кто смеется над голым телом, не познал высшей духовности.» Он сказал — пусть они наблюдают и смеются. Его что, подкупили морально низкие люди?

— Одним из них был Алессандро. — колко отметил Таррос.

— Да, я не против. Ничтожной расплатой за прекрасное ежедневное зрелище было бы клеймо глупца.

— Выйди уже, а? — презрительно попросил Таррос.

— Всё-всё. — он зажестикулировал руками.

— Я не пойму, командир, почему этот культ избранных аристократов так распространен? Они не дают нам развиваться, мы будем пахать на них. Я не обозленная, я ни к кому никогда не питаю зла. Я просто удивлена, что находящиеся на их содержании задумные мозги в лице главматки — сомнительных философов, я не про всех, конечно, находят последователей во все времена. Почему так? — Эрис пожала плечами.

— Меня тоже в свое время поразило что Платон ставил в пример людям собак и жеребцов. Коневодство сопряжал с размножением человека. — поделился мнением Таррос.

— Точно. Меня тоже. Отвратительно. — сказала Эрис.

— А я не задумывался — зубрил и отвечал. Вот точные науки — да, я упивался ими. Или колкие диферамбы — мое любимое! — снова рассмеялся улыбчивый Алессандро. Он эмоционально тряс головой, и слегка волнистые отросшие кудри били по его лбу и вискам.

— Я должна идти. Не будем уподобляться философам и жевать бесплодную жвачку, подобно коровам. У нас есть более важные занятия, нежели словесные прения. Можно? — спросила Эрис, указывая на дверь.

— Иди. — улыбнулся Таррос.

Она с достоинством встала и, не смотря на них, вышла своими уверенными шагами.

— Мне с ней легко. — сказал Таррос. — И очень интересно.

— Да, конечно, с такой… О её внешности я не скажу ничего — не найду достойных её описанию слов… — Алессандро провоцировал, и Таррос нервно задергался. — А сама — воспитанная, но с чрезвычайно острым языком. Вояка!.. И зрит в корень… Не церемонится — пряма, как здешний кипарис! Теперь я понимаю тебя, мой бедный-бедный друг. Ты — обречен… Это тебе не наряженая курица с бала, которой пару слов кинешь, а она уже на все готова. — мотал головой Алессандро, смотря на Тарроса с жалостью.

— Впредь держись от Эрис подальше. Ты понял. — качая головой, утвердил Таррос, даже не спрашивая Алессандро. Он смотрел на своего друга с недоверием и злобой.

— Таррос-Таррос… — промолвил Алессандро. — Не пляши под ее дудку! Я не хочу, чтобы она сломала твою карьеру и жизнь.

— Ты уже решись, кто чью жизнь ломает. Пять минут назад ты думал иначе. — сказал Таррос, щуря глаза.

— Я не знал, какова она — твоя любовь. Я боюсь за тебя. Пресловутый закон уничтожит вас обоих. — он смолк на мгновенье. И было слышно, как взволнованно дышит Таррос. — Похоже, там наверху, делать совсем нечего. — Алессандро перевел тему, видя, как огорчение прокрадывалось в душу друга. — Сейчас произвели реформу языка — теперь, пожалуйста, выражайся по-другому, в illustre. Берегись некоторых фразеологических оборотов.

— Не нужны мне твои illustre, уж лучше я на своём родном volgare буду продолжать общаться. — сказал решительно Таррос.

— С каких это пор ты не принимаешь введенные новшества? — возмущенно спросил Алессандро.

— Рittima! *занудство* — устало произнес Таррос. Алессандро невольно рассмеялся. — Держут нас тут за идиотов. Что, как разговаривать, значит, тоже надо отчитываться? А, что если я — немой? — он запалил в сердцах.

— Таррос, тебе не следует так бурно проявлять недовольство! — посоветовал Алессандро. — Да и что, чёрт побери, с тобой такое? Я не узнаю тебя! Ты впал в юность, заразившись от этой нищенки.

— Ты забываешься! — сказал Таррос, вновь воспылав гневом.

— Это я-то забываюсь? Это ты ведешь себя глупо! Всё тебе не так! Если считаешь себя обделенным — женись! Но не на критянке, а на Лючии благородного происхождения.

— Благородное происхождение не признак благородства.

— Эта Лючия, как окаянная, везде о тебе только и спрашивает.

— Не говори ерунды. Она не нравится мне. — с отвращением вымолвил он.

— Ха! Вкусная, выросшая в высшем обществе сеньорина, грезящая о грязном вонючем воителе — это ты ей должен не нравиться. Взяв её в жены, обретёшь власть, глупец.

— Я смотрю, ты сам бы не был против, не будь у тебя моей безызвестной глупой Каллисты?! — ситуация накалялась. — Наивный Алессандро, твоя сеньорина совсем не безгрешная. Fellator, vacca stulta, брат — на таких не женятся.

— Vae-vae… Mentulam Caco! Как же я сам не догадался, зная тебя, проходимец… Viri sunt Viri… Но я всё равно твой друг, и желаю тебе только добра. Вот и советую.

— Давай советы по службе, а в душе моей, прошу, впредь не ковыряйся. — решительно подвел Таррос.

— Таррос. В чём причина твоих метаморфоз? — не унимался миллитари. — Уж не в этой ли лихой голодранке? — он цинично рассмеялся, заглядывая другу в глаза, прочитав в них то, чего раньше никогда не видел.