Между нами война - [56]
— Учитель Яннис! — это был командир. — У меня предложение. Я хочу оставить ваших ребят у себя. — Парни начали обрадованно перешептываться.
— Я не могу противостоять Вам. — ответил Яннис.
— Командир, — это была Эрис.
— Слушаю. — почтенно ответил он.
— Мы — единственные в округе, которые способны на что-либо. Мы должны продолжать развиваться сами и обучать других у себя. Чтобы среди ополчения нашей армии были хорошие воины. — уверенно сказала она.
— Ты права. — ответил Таррос.
— У Вас уже есть прекрасные ученики и им есть, к чему стремиться. Лучше Вы приезжайте к нам и модернизируйте наш гарнизон, который сейчас переживает упадок. Увидите всё своими глазами — это весьма плачевное зрелище. — предложила Эрис.
— Замечательная идея. У меня как раз дела в том районе. — возликовал Таррос. Только при этих словах Яннис сделался немного напуганным. — Я, в ближайшем будущем, посещу вас. Вместе мы приведем всё в порядок. — уверил Таррос. Ребята переглянулись.
— Разрешите нам удалиться? Завтра нам предстоит дорога. — сказала Эрис.
— Конечно. — почтенно ответил командир.
Они уходили и он смотрел им вслед, пока их мощная свора не завернула в проход.
— Друг, только не расплачься. — пошутил чуткий Алессандро.
— Давай хоть сейчас обойдемся без твоих комментариев. — тихо ответил он.
Ребята, придя к себе, обнаружили пьяного спящего Ахиллеса.
— Как он меня бесит! — с отвращением сказал Никон, снимая с него и аккуратно вешая одежды сан марковцев.
— Соберите все наилучшим образом. — скомандовал Аргос, наблюдая за тем, как парни исполнят своё обещание.
В это время Эрис, вспоминая день, в котором произошло столько событий, сколько она не испытала за всю свою жизнь, красиво складывала и упаковывала платье и всё, что было получено от Каллисты, в первозданном виде.
Глава четырнадцатая
Наступило прощальное утро. Старшина всех вызвал в столовую.
Эрис заплела высокую, вплетенную от макушки до затылка, косу и оделась в свои обычные одежды: две туники, длиной опускающиеся до колен — одна коричневая с коротким рукавом поверх другой, темно-бордовой; в свободные черные шаровары и узкие кожаные, мягкие и высокие сапоги — сандалии пришлось оставить дома. Она надела кольчугу и доспехи. Георгиус зашел за ней.
— Сестра, пойдем. Хоть сегодня ты поешь что-нибудь?
— Да. Спасибо, братишка. — грустно покачала головой девушка.
— Чем ты вчера поужинала? — спросил Георгиус.
Эрис рассмеялась:
— Водой. — довольно сказала она.
— Так. Вставай. — своей огромной длиннопалой рукой он потянул её за край накидки.
— Ладно. Иду я, иду…
— Почему ты грустишь? — спросил Георгиус. Его огромные черные глаза с объемными ресницами и большие губы, меж которых были ровные ряды белых крупных зубов, делали его похожим на доброго верблюда.
— Не знаю. Эти дни… Они были замечательные. Они сплотили нас, мы многое пережили, многому научились… — она замолчала. — Я буду скучать по этим местам. И мой Буцефал… — на её глазах появились крупные градины слёз.
— Ничего. Даст Бог, у нас будет еще множество таких дней. А насчёт Буцефала — он умер по-геройски, в стать своей хозяйке. — он улыбнулся. — К тому же, я слышал, командир уже попрощался со своим Сириусом.
— Я не возьму его коня. — отрезала Эрис.
— Ха! Он не будет тебя спрашивать. — ответил Георгиус.
Эрис было грустно и из-за того, что ей совсем не хотелось прощаться с Тарросом. И это была самая сильная причина её печали…
В столовой собрались сан марковцы. Ребята еще спозаранку вернули всё, поблагодарив кандийцев. Эрис с парнями заняли свой стол, рассевшись на длинные скамьи.
У Антонио был удрученный вид. Обычно спесивый, пышущий гонором задира, вот уже пару дней находился в подавленном состоянии. Во время завтрака он, несмотря на уговоры соратников, так и не поел. Виной тому была совесть. На его сердце камнем лежало преступление, к которому его принудил командир. Маурисио тоже переживал, но его характер был беспринципным.
— Эй, Чезаре, ты вчера удивил нас своим танцем! — выкрикнул шутник Атрей сидящему за соседним столом.
— Куда нам до вас! — без злости, с сильным венецианским акцентом ответил тот.
— Да! Вот вы зажгли вчера — если бы за танцы тоже первенство давали, Каннареджо одержали бы и его! — крикнул Риккардо, имеющий более широкий словарный запас.
— А сеньориты? — уже потише спросил Исос, скользя по скамье и приближаясь к Антонио. — Сеньориты — так много и такие красивые!
— Прекрати. — мрачно ответил Тони.
— Тебе больше не о чем думать, балбес?! — сделала замечание Эрис, сидящая между Георгиусом и Никоном, соседом Исоса. Никон дал ему подзатыльник и Исос сказал:
— Да ладно, я же пошутил. Этот парень что-то мутный в последнее время, развеселить хотел.
— Тони, не бери в голову — в этой жизни нашего Исоса интересуют только девчонки. Он полагает, все такие. — сердобольно обратилась к нему Эрис.
— Ничего. — ответил Тони, опуская голову.
— Ты не болен? Что с тобой, друг? — продолжала она под дружное лязганье столовой посуды. — Ведь мы же друзья? Так, да?
— Конечно. — улыбнулся Тони, кротко посмотрев на неё.
— Давайте соединим столы! — предложил Аргос, и все согласились. Парни встали и началось громыхание и дребезжание. Затем ребята, толкаясь и споря, расселись. Эрис, по-прежнему, села меж двух своих «охранников». Антонио досталось место напротив неё. Все принялись продолжать трапезничать. Все, кроме Антонио, который, как Эрис на пире, медленно, с хмурым видом копошился в каше.
Роман, написанный поэтом. Это многоплановое повествование, сочетающее фантастический сюжет, философский поиск, лирическую стихию и языковую игру. Для всех, кто любит слово, стиль, мысль. Содержит нецензурную брань.
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
В сборнике представлены произведения выдающегося писателя Фридриха Горенштейна (1932–2002), посвященные Израилю и судьбе этого государства. Ранее не издававшиеся в России публицистические эссе и трактат-памфлет свидетельствуют о глубоком знании темы и блистательном даре Горенштейна-полемиста. Завершает книгу синопсис сценария «Еврейские истории, рассказанные в израильских ресторанах», в финале которого писатель с надеждой утверждает: «Был, есть и будет над крышей еврейского дома Божий посланец, Ангел-хранитель, тем более теперь не под чужой, а под своей, ближайшей, крышей будет играть музыка, слышен свободный смех…».
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.
Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.