Между нами война - [199]

Церкви, мавзолеи, баптистерии, купольные базилики, крестовокупольные храмы — для искушенного взгляда Тарроса все это великолепие ничем не выделялось.

Они проезжали жилые и хозяйственные постройки, примыкающие к прочным стенам, которых окружали небольшие церкви.

Лучевая планировка улиц, сходившихся к площади с императорскими дворцами, собором и ипподромом, показывали что и здесь присутствует влиятельная знать.

— Ну почему ты все время молчишь? — спросил служивый. — Я говорю — ты молчи. — смеялся попутчик в повозке.

Таррос не знал, что ему делать дальше — впереди был лишь темный тоннель неизвестности. Он потерял смысл жизни.

— Я еду наниматься в войска. — сказал солдат. — Хочешь со мной?

— А с кем будет воевать твоя сторона? — спросил Таррос у солдата, даже не узнав его имени.

— А это уже не моего ума дела, куда пошлют, туда пойду.

— Что правда, то правда… — задумчиво произнес командир.

— Я на месте. Не собираюсь ждать до завтра. Нечего времени терять. — произнес солдат, выходя из остановившейся повозки.

— Подожди. Я с тобой.

— Это уже другой разговор! — обрадовался новый знакомый.

Они вышли в самом зените — но здесь было довольно-таки прохладно и ветренно.

Военная часть около владений Василевса — это было их целью.

Пройдя мимо дворца, Таррос посмотрел на него — купол на парусах; его распор смягчался примыкающими к парусам с четырех сторон сводами. Все вместе создавало мягкие очертания собора.

Его сердце начало тосковать по родной Венеции и Крите — там все было другое…

Так же, как Таррос когда-то на протяжении долгого времени набирал на службу людей, теперь сам пришел заключать контракт. Добровольцев было не мало. Сюда шли бедовые головы, которые не искали ничего, и которым было нечего терять.

— Сдать оружие! — сказал стражник, пропускавший на площадку. Они пришли в самый нужный момент. Командир отдал злополучный клинок, не желав забирать его на выходе. Так даже лучше.

Таррос и попутчик разминулись в толпе. Приказ построиться. Пройдя к мужчинам, командир нагло встал в строй первым, чем вызвал недовольство высоких ростом людей.

— Имя! — спросил воевода, желавший собственными глазами осматривать новобранцев.

— Таррос. Каллерджи. — ответил Таррос. Взгляд воеводы вызвал в нем ответную бурю неприязни, вылившуюся в загоревшуюся синь глаз.

— А может, Каллергис? — надменно спросил начальник службы.

— Нет. — сурово ответил Таррос.

— Каллерджи, говоришь. Вероисповедание?

— Франк.

— О, надо же! Какими судьбами забросило к нам? — полюбопытствовал он. Перо его писца застыло в воздухе.

— Пусть пишет уже. А ты много не говори. — нагрубил командир, стоящий в начале строя.

— Слушай, язык попридержи, вонючий католик! — крикнул воевода, вызвав всеобщее внимание.

Таррос не сдержался — пару ударов, и воевода лежал поверженный. Чернила писца разлились вокруг него на каменную плитку плаца.

— Я — Таррос Армандо Каллергис. И я — рыцарь Ордена Святого Марка. — невозмутимо заявил он.

Вопреки ожидающих кровавой расплаты над Тарросом, воевода встал и крепко пожал руку командира.

— Добро пожаловать к нам в часть, рядовой Таррос. — он довольно ухмылялся. — Вот мужик! Смотрите сюда!!! — заорал он басом. — Бабам среди нас не место!

Военные знали о неугомонных доблестных и хитрых венецианцах, держащих четверть мира в своих ножнах. И своим видом командир только понравился грубому вояке, любящему жестокость.

Теперь перед дезертиром Тарросом навсегда закрылись пути в Латинские Империи в связи с Папской общностью их церквей и общающихся между собой орденов. Он вынужден был поступить на службу в православную, противостоящую его Родине, Восточную Европу, на Анатолийские земли Понтийского моря.

Осунувшаяся Эрис сидела на краю постели. Уже неделя, как она может вставать сама. Но пройтись долго не может, падает от резкой боли в мышцах живота — ноги подкашиваются.

Вся ее жизнь казалась ей ничтожной ошибкой небес. Ее абсолютно не интересовало то, как проходят монотонные хмурые дни. Она даже пыталась вскрыть себе вены — благо, Анна вовремя подоспела и отобрала нож. Женщина прятала в бедном доме все, чем можно было пораниться или задушить себя.

— Димитрий! — во дворе слышался голос Анны.

Ее старший сын, в отличие от богобоязненной матери, таковым не являлся. Эрис успела заметить, какие огорчения приносил он домой, шатаясь с гулящими дружками до утра.

На лице парня читалась скрытая озлобленность, направленная в сторону Эрис. Он ненавидел ее за то, что она являлась причиной их заточения в темницу. А младшенький сынок — Дионис, наоборот, любил Эрис. Другие братья держались особняком от него — виноват был возраст. Любознательный мальчик тянулся к миловидной больной девушке, не давая ей впадать в забытье. У него было две старшие сестры, но те не находили общение с братишкой интересным.

Эрис старалась не обделять шестилетнего малыша.

— Эрис! — он тянул ее за платье. — Пойдем во двор, а? Ну пойдем! Орехи чистить будем! — от его пальцев, только что орудовавших на зеленой кожице грецких орехов, на подоле девушки остались темно-коричневые следы, которые невозможно будет отстирать.

— Мое золотко, я не могу… — тихо произнесла Эрис.