Между нами война - [188]

— Господи… — она рухнула на колени, разрываясь в слезах. — Помоги мне! Спаси меня от этого тирана, умоляю тебя… Умертви меня, прошу, прошу… — лепетала и причитала она в горячке. Эрис опустилась лбом на пол и молила Создателя о спасении.

Дверь отворилась. В комнату вошла испуганная женщина. Она принесла горячую воду и свадебную одежду.

— Давай быстрее, Эрис, я боюсь, что этот страшный человек передумает. — взмолилась она.

— Хорошо. — Эрис мгновенно успокоилась. Она встала с пола и прошла в встроенную купальню, находившуюся здесь же, за внутренней стеной этой комнаты.

— Я сама. — строго сказала Эрис, войдя в чистилище и закрыв дверь. Для нее это стало буквально Чистилищем, утомительные предсвадебные процедуры принесли ей унижение. Она чувствовала себя дешевой вещью, которую берут на пользование. Жизнь Эрис была разрушена окончательно.

Эрис закончила с приготовлениями. Она омылась и умастилась данными ей благовониями. Слезы не прекращали душить ее.

Женщина постучалась в купальню. Эрис заканчивала, она надевала платье.

— Войдите. — женщина вошла к ней. Она увидела перед собой непревзойденной красоты девушку со страдальчески-обреченным лицом.

— Милая моя! — женщина обняла ее. Эрис горько зарыдала. — Не плачь.

— Я не хочу замуж за этого изверга. — впервые она пожаловалась.

— Зови меня Анной.

— Хорошо. — Эрис покачала головой.

— Попей, родная, тебе нужны силы! — попросила женщина, протягивая воду.

— Нет. — отрезала Эрис.

Анна не стала настаивать.

— Садись, нужно высушить и причесать твои красивые волосы.

Анна начала расчесывать горе-невесту. Женщина видела кровоподтеки и ссадины, заметила рану на голове.

— Бедная девочка. Такая юная и красивая. Я вижу, какая ты добрая. Да вознаградит тебя Бог, ты не обрекла меня на вечные муки. — Анна прослезилась.

— Когда освободят Ваших детей?

— Утром.

Лезвием полоснуло это слово по сердцу Эрис. Положение было безвыходным.

— Богиня… — сказала Анна, потянув готовую Эрис. — Пойдем, девочка, пойдем. — переобувшись, Эрис медленно прошла к выходу. Она не чувствовала ног.

— Не плачь, милая. Нам, женщинам, предназначены только страдания, боль и слезы. Мы выходим замуж и терпим боль, рожаем в муках, теряя здоровье и красоту бессоными ночами, глушим свои желания, жертвуя всем ради мужей. Терпи и будь стойкой, милая моя. И бойся Бога, ибо он не любит ропщащих и непокорных супругам.

Последние непроизвольные вздохи после рыданий пронзили грудь Эрис и она вышла в коридор.

Таррос направлялся к ним. Эрис не желала видеть его. Она хотела ослепнуть.

— Ты еще красивее, чем я представлял себе. — сказал он восхищенным голосом. Сам он выглядел свежо, убранно и ухоженно. В его руках была белая вуаль — Спасибо тебе, добрая женщина. — бесстыдник смел разговаривать с бедной Анной.

— Вы отпустите ее детей сейчас? — спросила Эрис.

— Нет. Утро вечера мудренее. Ты можешь выкинуть все что угодно, милая моя. — Таррос опустил вуаль на голову Эрис, закрыв лицо. — Так-то лучше.

Под вуалью не было видно слез и синяков невесты. Не было видно ее глаз, наполненных безысходным страданием.

Анна осталась в крепости готовить комнату для новобрачных.

Таррос прошел к повозке. Спускалась ночь. Он пропустил Эрис вперед. Они сели и направились к маленькой церквушке Святого Марка — той самой, в которой когда-то Таррос в доброй маске просил прощение за свою вспыльчивость и клялся юной доверчивой Эрис в вечной любви…

Глава сорок четвертая

Природа плакала вместе с Эрис. Она угасала ей в унисон. Холодный дождь хмуро накрапывал, и от ночной прохлады и утомления Эрис ослабевала с каждой минутой. Аромат осеннего ливня и мокрой листвы навевал беспробудную тоску, которая стремилась поселиться в груди. Пробиваясь сквозь сгущающийся туман, повозка тряслась, попадая колесами в грязные лужи.

Таррос сидел напротив Эрис. Она не поднимала взора. Ее лицо под вуалью исказилось в скорбной мимике — она чувствовала себя подлой предательницей своих боевых братьев. Эрис ненавидела себя. Таррос не смотрел на нее — в полумраке его взгляд был задумчивый, а вид сосредоточенный.

Они добрались. Извозчик остановил экипаж. Уставшая Эрис отстранилась от согретой скамьи. Приведенную в сонливое состояние девушку Таррос выводил из повозки в новую тяжкую жизнь.

— Эрис, дорогая! — не побоявшись дождя, к ней бросилась Каллиста. — О, как же ты красива! — воскликнула она, вглядываясь в очертания повзрослевшей Эрис под тонкой вуалью и держа ее за болезненные, скрытые под невесомыми кружевными рукавами, истертые ссадинами, запястья.

Уличные факелы под навесом часовни тускло освещали их мелькающим светом.

— Брат, я все сделал так, как ты просил. — произнес верный Алессандро, братаясь с печальным Тарросом.

— Идем, Эрис. — позвал командир, оглянувшись на неё. Эрис молчала.

— Что за свадьба такая, братец? — возмутилась Каллиста. — Ни цветов, ни гостей, ни радости! Что такое? — сетовала она, в негодовании смотря на брата.

— Каллиста. — начал он. — Милая моя сестренка. Реалии таковы — ранним утром мы уплываем в Византию. Точнее — в Никею. — сухо отрезал Таррос. — Мы будем скучать по вам.

— Почему? А без этого — никак? — воскликнула растерявшаяся сестренка.