Между нами горы - [49]

– Как ваша нога?

Она пожала плечами.

Я опустился на колени, расстегнул ее спальный мешок и провел ладонью по ее бедру. Припухлость спала, фиолетовый отек локализовался. То и другое было хорошими признаками. Я стал разглядывать швы на ее лице, а она, не отрываясь, смотрела на меня.

– Придется удалить швы, пока на них не наросла кожа.

Она не возражала. Я достал свой швейцарский армейский нож, разрезал все швы и стал вытягивать леску – болезненная и неприятная процедура. Эшли подставила ладонь, чтобы я складывал на нее удаленные нити. При этом она морщилась, но не издала ни единого звука.

Когда я закончил, она сложила руки и спросила:

– Как я выгляжу?

– Ничего такого, чего не смог бы поправить пластический хирург.

– Так плохо?

– Дома понадобится неоспорин или масло с витамином Е. Эти препараты помогают рубцам рассасываться.

– Масло с витамином Е?

– Оно самое. Когда Рейчел вынашивала наших близнецов, я мазал им ее живот, чтобы растяжек не было.

– Представляю, как они по вам скучают.

– Это я по ним скучаю.

Она торопливо сменила тему.

– Не знаю, успели ли вы об этом подумать, но каков наш план?

– Убежище и еда. – Я машинально посмотрел на часы, забыв, что они остановились. – Здесь у нас что-то вроде плато. Оно тянется еще на милю, а потом, насколько я помню, обрывается. Хотелось бы добраться туда к вечеру. Внизу должно что-то быть. Скорее всего, там источник воды: озеро, речка. Если мы сможем провести там несколько дней, я бы попытался раздобыть еды.

Она посмотрела на луки и колчан.

– Вам хватит шести стрел?

– У меня нет выбора. – Я потер себе грудь. – Ребра немного успокоились, но если начать натягивать эту штуковину, они опять заболят. Растяжка у Гровера была шире моей, поэтому мне трудно и больно.

– Какая еще растяжка?

– Лук подбирается под стрелка. Это как обувь. Можно носить не свой размер, но это неудобно. – Посмотрев на черные тучи, оседлавшие вершины напротив нас, я сказал: – Похоже, сегодня пойдет снег, причем сильный. Хорошо бы выйти из этих зарослей до снегопада.

– Не возражаю, – ответила она.

Мы быстро собрались – мы уже научились не терять ни секунды, – и я впрягся в свою упряжь, не дав себе времени на размышления. Я сделал в своих снегоступах всего несколько шагов, как вдруг у меня за спиной раздался голос:

– Бен?

Я остановился и, глядя перед собой, отозвался:

– Что?

– Бен… – повторила она тихо. Меня насторожил ее тон. Я обернулся и подошел к саням, путаясь в упряжи.

Она смотрела на меня из спального мешка. Шрам под ее глазом должен был зажить, но пока что он был красный, и его нужно было обработать мазью-антибиотиком. Она схватила меня за руку. С моих ладоней свисали грязные полосы джинсовой ткани от куртки Гровера. В перчатках зияли многочисленные дыры, правый указательный палец торчал наружу. Она снова замотала мне ладонь.

– Вы в порядке?

Она подразумевала не только мои ноги и желудок.

Я рухнул на колени и тяжело вздохнул.

– В порядке, пока не думаю ни о чем, кроме своего следующего шага. Шажок – отдых, шажок – отдых. С мыслями то же самое.

Она кивнула и приготовилась к болезненным прыжкам на санях.

Снег не заставил себя ждать: не прошло и часа, как он повалил огромными хлопьями. На преодоление мили по лесной чаще ушло больше трех часов. Наконец мы вышли на крутой уступ, под которым тянулась долина. Вернее, мне пришлось довольствоваться догадкой, что там долина, потому что в снегопад трудно было что-либо разглядеть.

Мы остановились под обвисшими от тяжелого снега еловыми ветвями, и я достал свой рисунок этой местности. От места падения самолета мы отошли, по моим прикидкам, миль на восемь и приблизились к долине. Я знал, что мы прошли по азимуту 125 градусов, но в пути виляли, обходя скалы, уступы, небольшие вершины, поваленные деревья, поэтому отклонились от первоначального азимута мили на две-три. Этого следовало ожидать, я ничего не мог с этим поделать. Двигаться в диких местах по прямой практически невозможно, однако придерживаться выбранного направления все-таки вполне вероятно. Увы, прямая линия и направление – разные вещи. Идешь в каком-то направлении, но приходишь неведомо куда.

Люди много экспериментируют с чтением компаса, и те, кто относится к этому серьезно и занимается ориентированием, умеют преодолевать эти отклонения, вызванные условиями, и возвращаться на прямую линию, то есть прибывать в заранее намеченную точку. Но мне такое было не под силу.

Мы начали движение под определенным углом – 125 градусов, но быстро уперлись в возвышенность, которую были вынуждены огибать. За ней я продолжил движение, сдвинувшись с первоначальной линии на целую милю. Это похоже на движение по координатной сетке. Сначала идешь по прямой, потом сворачиваешь вправо, проходишь три квадрата, возвращаешься влево и движешься в первоначальном направлении, но уже в трех квадратах от желаемой линии. Мы уже ушли довольно далеко от места падения, но прошли расстояние раза в два длиннее из-за смещений, вызванных условиями на местности.

Судя по моему наброску, нам оставалось тащиться еще 15–20 миль до линии, которую я опознал на экране GPS как лесовозную дорогу или туристическую тропу. При наших черепашьих темпах это означало еще две недели пути. Как ни велико было мое желание поднажать, нам было необходимо убежище, где можно было бы переждать, пока я не добуду еды. Без нее мы не продержались бы и нескольких дней. А потом усталость уже не позволила бы мне охотиться.