Между клизмой и харизмой - [75]
— Зачем же? Мы терпеливо ждали, когда вы запуститесь с пивом для студентов. Для себя мы решили: запуститесь — купим, не запуститесь — не купим. — Матюк была из тех сногсшибательно красивых женщин, чье обаяние проявлялось не в христианской кротости, а, наоборот, в завораживающей силе собственной вседозволенности. Про таких царственных львиц говорят: фурия с клыками, покажешь палец — откусит по самый пейджер.
— Понятно, вам нужен массовый бренд. А зачем купили Yardoff? В вашем портфеле и так перебор с премиальными брендами. Тут еще и наш. Явная каннибализация.
— Дружок, иногда конкурентов покупают, чтобы их похоронить. Но я тебе этого не говорила, — хитро улыбнулась Наталья.
Условия сделки были предельно жесткими. Выручка от произведенного до августа пива шла на наш счет, а после — на счет нового владельца. Поэтому по приказу Ярдова производство полностью перешло на круглосуточный режим работы. Перед новым директором продаж Михаилом Евиным стояла почти невыполнимая задача: всеми неправдами и щедрыми посулами — бонусами, ресторанами, банями с телками — убедить дилеров закупиться впрок, по самые, как говорится, фаберже.
— Все, не могу, с меня довольно, я ухожу. — Евин, бледный и осунувшийся, предложил выйти покурить. — Как ты его выдерживаешь?
— Кого?
— Ярдова. Он звонит мне по шесть-семь раз на дню, орет, кроет матом, требует невозможного.
— Привык. Я с ним десять лет уже. Просто прикинулся громоотводом и весь его гнев пропускаю мимо себя. Хотя тоже ломаюсь. Трижды уходил от него и трижды возвращался.
— Мазохизм какой-то. — Миша нервно затянулся «Парламентом».
— Выражаясь образно, лучше работать с талантливым мерзавцем, чем с бездарным добряком. Кровопийца мне милее бездаря.
— Что?
— Это я переиначил Бродского. У него в оригинале так:
— Давай после работы пивка попьем, поговорим.
— Не вопрос.
Михаил, понятное дело, опоздал, застрял на работе. Мне пришлось дожидаться его битый час.
— Ты какое пиво будешь? Я успел уже выпить две кружки. Девушка, принесите нам для начала два пшеничных по ноль-пять и… а давай возьмем еще метр колбасы, а? Ты обедал сегодня? — Мы сели на первом этаже ресторана, на втором, как всегда по пятницам, было многолюдно и шумно.
— Может, водки?
— Хорошо, давай и водки. Девушка, бутылку водки еще! Ты давно в компании?
— Год.
— Задам тебе вопрос для начала: ты на дождь обижаешься, когда он льет?
— К чему это?
— Не обижаешься, но берешь зонт с собой. Не так ли? Отнесись к Ярдову, как к стихии. Любой талант — общественное бедствие. А талантливый предприниматель, да еще и в России, — это, я тебе скажу, бедствие библейского масштаба. Что ты выберешь: чтобы лев возглавлял стадо баранов или чтобы баран командовал львами?
— Чтобы лев уважал бар… людей.
— Пойми, у Ярдова предельно простая философия жизни. Конкретные и четкие понятия. Они могут тебе не нравиться, но это уже дело вкуса.
— Какие?
— Он лишь недавно прочел «Преступление и наказание», хотя к мыслям, мучившим Раскольникова, пришел еще лет десять назад, когда ZOPA создавалась. Просто не мог еще сформулировать.
— Что создавалась?
— Сеть магазинов бытовой электроники. Для Ярдова человек — вошь. Самолюбивая, завистливая, злая, мерзкая, мстительная вошь. А кто не согласен с этим, кто смеет взять власть, поднять ее с земли, тот право имеет. Как там у Достоевского? Кто посмеет, тот и прав. Люди у Ярдова делятся на тех, кто право имеет и на тварей дрожащих.
— Это он тебе вот взял и все стройно изложил?
— Почти. Под впечатлением от «Преступления…» бегал по офису и орал на каждого встречного: ты тварь дрожащая или право имеешь?
— Вот орал, и все молчали? Девушка, еще два пива.
— Не все. Я пытался оспорить его. С помощью того же Достоевского. Люди делятся на два разряда: на низших, которые служат материалом для зарождения себе подобных, и на собственно людей, имеющих дар сказать новое слово. Первый разряд — господин настоящего, второй разряд — господин будущего. Первые сохраняют мир, вторые двигают его к цели. И те и другие имеют совершенно одинаковое право существовать.
— А уживаться вместе могут? Как там у Достоевского?
— Могут, но мешает процентщица… Давай выпьем за…
— За оба разряда!
— Мой тебе совет: потерпи ты месяц, дождись завершения сделки, возьми в августе отпуск, а в сентябре уйдешь с премией. Ярдов обещание всегда держит.
— Ой, не знаю. Не верю ему…
— Жрете за мой счет, суки! — увлекшись беседой, мы не заметили появления Ярдова. — а работать кто будет?
— В десять вечера работают лишь гении и бараны, — попытался я пошутить, — мы ни те и ни другие.
— Сколько фур уже отгрузил, Евин? — Ярдов, не садясь за стол, схватил мою рюмку водки и залпом осушил ее.
— По данным на вчера, 110 % от плана. — Миша привстал со стола и замер в позе суриката.
— От плана начала года или последнего?
— Последнего.
— Ясно. — Лицо Ярдова светилось благостью. — Сколько я тебе обещал премии?
— Двадцать пять тысяч долла…
— Давай так, — перебил Евина Ярдов, — сделаешь 150 %, удвою премию. А если и в августе отгрузишь столько же, получишь сотку. По рукам?
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.