Между клизмой и харизмой - [72]

— Идея? В легкости встреч и невесомости расставаний. Современная жизнь, как пружина…

— …как спираль, которая, стремительно ускоряясь, раскручивается. Страны, города, люди, знакомства, романы, расставания. Жизнь становится мимолетной, одноразовой. Встретились и расстались…

— Здравствуй и до свиданья! А слоган такой… Паша, скажем?

— «Перейдем на „ты“!»

— Неплохо, — подбодрил я ребят и зачем-то добавил:

Я ей: учти!

Иду на ты!

А мне она:

Иди ты на…

— Что?

— Нет, ничего. Это я вспомнил стишок моего приятеля. А как это вяжется с брендом?

— А в этом противоречии, парадоксе кроется фишка, чтобы все задались этим же вопросом и запомнили бренд. К тому же то, что кажется сегодня парадоксом, завтра — предрассудки, — выкрутились ребята и этим определенно понравились мне. — а слоган в стиле граффити мы нанесем на всевозможные носители: на двери деканата, на стены клубов, в торговых центрах — повсюду, где обитают студенты.

— Для наружки и печатной рекламы сделаем макет из двух скрещенных бутылок, из которых выплескивается пена чувств и, переплетаясь струйками флирта, образует сердечко.

— А еще будет сайт знакомств, который станет новой средой общения, социальной, если хотите, сетью для двадцатилетних, где можно знакомиться и влюбляться, дружить и ругаться, размещать фотки и видео, вести дневник и…

— Он будет не для всех. Мы поставим фильтр: кто моложе восемнадцати лет, будем направлять на сайт www.disney.ru, кому от двадцати пяти до сорока пяти лет — на yardoff.ru. Ну, а кто постарше — на сайт Пенсионного фонда.

— В целом хорошо. Мне действительно нравится, — похвалил я ребят. — Только можно тех, кому за сорок пять, не отправлять на пенсию? Можно им тоже влюбляться?

Трусы в ромашку

В те теплые майские дни, когда мы были готовы к запуску рекламной кампании и, казалось, ничто не предвещало проблем, федеральные телеканалы неожиданно воспротивились крутить нашу рекламу, ссылаясь на введенный с января запрет на изображения людей и животных в пивной рекламе. А у нас в одном из роликов как раз были изображения плюшевых мишек. Пусть и плюшевые, но мишки.

Ярдов был, мягко говоря, в бешенстве. То ли на перебдевшие каналы, то ли на меня, что проявил, так сказать, преступную халатность и без юридической экспертизы утвердил сценарии. Я как мог оправдывался:

— Каналы, видимо, когда-то обожглись на молоке, а теперь вот дуют на воду в темной комнате, где нет черной кошки.

— Что за херню ты плетешь? — Ярдов раздражающе взглянул на меня.

— Извини, перемудрил с метафорами.

— Какой канал больше всех упорствует?

— СТС.

Ярдов тут же позвонил гендиректору СТС Александру Роднянскому:

— Саша, блядь, что за мозгоебство? Нахуя… При чем тут… Письма будет достаточно?

— Не знаю, как и через кого ты сделаешь эту бумагу. — Ярдов собирался было толкнуть меня в грудь, но, смирив злость, застегнул мне пуговицу на рубашке. — Каналу нужно письмо от антимонопольного комитета, что у него нет к нам претензий.

…Говорят, друзья приходят и уходят, а враги накапливаются. Вот и мой друг Жора куда-то делся. Перестал приходить, перестал общаться. Хотя не сосчитать, сколько было сказано тостов и выпито за дружбу, за мужскую солидарность, за верность, пронесенную через годы.

Благодаря таланту завязывать нужные связи Жора заслужил негласное звание главного тамады России. Долгое время в Москве ходила шутка, что Bureau International des Poids et Mesures[87] собирается вводить новую единицу коммуникабельности — 1 (один) жорик. Поэтому первым, к кому я обратился за помощью, был он.

— Конечно, давай встретимся, родной. О чем речь? — откликнулся на просьбу Жора, несмотря на обиду. На что он обиделся, я так и не понял, но вот уже полгода, как не звонил, не звал в «Петрович», где мы любили полночи зажигать, а потом еще полночи отмокать в сауне. Встретились, разумеется, в «Петровиче». Пока мы продирались сквозь тесную толпу к нашему столу, Жора успел поздороваться и перецеловаться со всеми на торном своем пути — от гардеробщицы до Бильжо.

— Жора, нужен выход на МАП. — Я начал без прелюдий. — На кону судьба всего проекта. Не запустим рекламу — Ярдов не продаст компанию. Не продаст компанию — я не получу бонус.

— Сколько взять? Триста грамм или сразу… Дорогая, принеси-ка нам сразу графин хреновухи, ну, и сама знаешь, туда-сюда закуски. — Жора, а вернее Георгий Суренович, всегда заранее совал официантке в карман крупную купюру, чтоб не было сомнений, кто тут самый желанный гость.

— Закажи еще «Посла Советского Союза» и «Судьбу барабанщика».

— Как ты все это запоминаешь, а? «Посол…», я догадался, это огурцы малосольные, а барабанщик?

— Люля-кебаб.

— Ты что-то неважно выглядишь. Все по девкам, да?

— Девочка красивая спит в кустах нагой. Другой бы изнасиловал, а я лишь пнул ногой. — У меня было игривое настроение. — Жора, я две ночи не спал, понимаешь. Был в Питере на съемках. Оттого и неважно выгляжу.

— Снимаешь рекламу с другими агентствами. Нас, как всегда, обошел стороной. Что за продакшн?

— Какая разница? Зато один из роликов мы сняли единым планом. С высоты полета мухи, залетевшей в комнату студента. Представил? Повсюду разбросаны брюки, кроссовки, Nokia, пачка от презервативов, трусы в ромашку. А за кадром слышно, как занимаются сексом. Ты знаешь, я зауважал Сокурова. Его полуторачасовой «Русский ковчег» снят также одним планом, да еще с массовкой. А тут каких-то тридцать секунд мы два дня снимали.