Между какими-то там революциями - [10]

Шрифт
Интервал

— Может, это Сапрыкина с ним везде ходит? — задумчиво говорит Галка. Генка смеется:

— Да ты ехидина!

— А ты что, знаешь Сапрыкину?

— Кто ее не знает! Наша городская эта… Главная красавица, мисс. Еще в самый первый раз, когда выбирали главную мисс…

— Ну да! Она, главная мисс. А что Витька?

— Витька еще не совсем мозгами поехал! Так только, слегка. Вот как свихнется окончательно, так и будет гулять с Сапрыкиной!

— Почему — только когда свихнется? Потому, что ей уже 35 лет?

— А ей правда уже 35 лет? Ну так молодец баба! Как держится… Но все равно. Ты что, Сапрыкину эту, что ли, ни разу не видела?

Вот и пойми их — мужчин!

* * *

Глухая, космическая ночь над приморским городом. Все люди давно спят. Спит Витя Фокин в родительской «хрущевке» раскинув свои длинные ноги среди тонких ножек телевизора аж до самой батареи. Спит у себя в телевизоре крошка Игнат Ююкин. Спят младенцы в корзинах из проволоки, спят мамочки в Комнате отдыха матерей. Спит городской глава Иван Карнаухов, названный в одной из листовок «независимых» политическим трупом. Спят кандидаты в депутаты и члены общества «Независимый избиратель» Только в одном бараке на окраине города не спят двое людей. Когда еще можно побыть вдвоем, как не сейчас, когда листовки уже в темноте расклеены по столбам, по заборам, и пеленки постираны, сохнуть развешены поперек кухни, и посуда вымыта, и косточки общим знакомым перемыты, так, между делом, и крошка Игнат накормлен уже и спит, спит, крепко, и до утра осталось совсем чуть-чуть. И потом, когда он думает, что она уже спит, и сам он почти уснул, она, оказывается, еще не спит, и вдруг она говорит ему в темноте:

— Гена, знаешь, давай Шурыгину к себе заберем?

— Что, мы? Кого заберем?

— Ну, Любочку. Помнишь, я рассказывала тебе? С Игнатом в палате девочка лежала. Надо ее удочерить. Мне обещали. Оформим все как положено.

— Что, нам? — Генка устал и ничего не понимает. — Нам девочку, да? Ты же говорила, пусть у нас хоть кто родится. И ты хоть кого будешь любить. Вот Игнат родился, а ты говоришь…

— Что говорю? Ну, будет у нас два ребенка! Сынок и дочка…

— А где она будет спать?

— В комоде. Я верхний ящик освободила. Мы его на столе поставим, вон там. И сетка есть еще, как у Игната. Еще одну крышку сделаешь… — и она добавляет, чтобы уж окончательно его убедить:

— Мне мама говорила, что я тоже в ящике от комода спала. А еще раньше — на чертежной доске!

— Поэтому ты такая и получилась, — говорит Генка слова, которые сами просятся на язык, если слышишь подобные откровения. Но получается у него отчего-то не смешно, и даже обидно как-то для Галки у него получается. А дальше он говорит, что Галка ничего еще в своей жизни не сделала. Только родила. Животные тоже рожают, и все рожают кругом. И что это физиология, природа, а вовсе никакая не заслуга ее. Что же она вообразила о себе теперь? А дальше он уже не может остановиться и говорит — я понял, тебе вредно, что я к тебе так хорошо отношусь. Не захотела вовремя сделать аборт, и я теперь крутись вокруг вас двоих, и весь город на нас пальцем показывает. Все знают, что ты в больнице лежала не потому, что с Игнатом что-то было неладно, а потому что мы нищие. Самая убогая в городе, а теперь хочешь стать еще и самой доброй? Хочешь еще одного ребенка на меня повесить? Да я стану теперь домой еще позже приходить, чтобы у тебя таких мыслей не было, и к Игнату больше вообще не подойду. Хоть изорется. Крутись сама. А то тебе очень легко живется, если второй ребенок понадобился…

В окна барака вливается яркий свет. Что-то шумит, пол вибрирует, побелка сыплется на Генкино лицо. Шум становится грохотом. «Уже, — думает Генка. — Вот сейчас? Почему так рано?» Он сам не знает, что — «уже» Все слышанные, виденные, читанные, представленные когда-нибудь страхи встают в эту секунду перед ним, заходят слева, справа и сзади. Космическая катастрофа, бомбежка, землетрясение. Танки идут сквозь барачный поселок — чьи танки? Дома рушатся, как декорации в кино, и не верится, что под обломками там и здесь должны быть мягкие непроснувшиеся люди… Но грохот становится все тише, свет уходит — и снова наступает кромешная мгла. Генка фыркает, ему стыдно себя самого. Если на каждый тяжеловоз так дергаться, Ночью они проезжают с грохотом, какого никогда не услышишь днем. Но ты знаешь это, сколько помнишь себя. Дом стоит у самой дороги, и дорога неровная, плохая. Разбитая тяжеловозами… Спать. А то, кажется, ты уже себя загонял. Нервы никуда стали.

— Ну, я просто вымотался сегодня, — говорит он вслух. Галка не отвечает, он обнимает ее, она не двигается. Он говорит:

— Ну, ее же все равно тебе не дадут, Девчонку эту. Шурыгину, да, так ее зовут? Там же комиссия сначала. Они ходят, смотрят, кто как живет. Все проверяют. Это своего ребенка можно положить в комод. Или на чертежную доску. Никто тебе слова не скажет. А если ты чужого берешь, то там же всегда сначала такая комиссия, и они ходят, смотрят. Ты же сама это знаешь не хуже меня. А, Галя?

Но Галя уже крепко спит.


Еще от автора Илга Понорницкая
Эй, Рыбка!

Повесть Илги Понорницкой — «Эй, Рыбка!» — школьная история о мире, в котором тупая жестокость и безнравственность соседствуют с наивной жертвенностью и идеализмом, о мире, выжить в котором помогает порой не сила, а искренность, простота и открытость.Действие повести происходит в наше время в провинциальном маленьком городке. Героиня кажется наивной и простодушной, ее искренность вызывает насмешки одноклассников и недоумение взрослых. Но именно эти ее качества помогают ей быть «настоящей» — защищать справедливость, бороться за себя и за своих друзей.


Внутри что-то есть

Мир глазами ребенка. Просто, незатейливо, правдиво. Взрослые научились видеть вокруг только то, что им нужно, дети - еще нет. Жаль, что мы уже давно разучились смотреть по-детски. А может быть, когда-нибудь снова научимся?


Девчонки с нашего двора

Детство – кошмар, который заканчивается.Когда автор пишет о том, что касается многих, на него ложится особая ответственность. Важно не соврать - ни в чувствах, ни в словах. Илге Понорницкой это удается. Читаешь, и кажется, что гулял где-то рядом, в соседнем дворе. Очень точно и без прикрас рассказано о жестокой поре детства. Это когда вырастаешь - начинаешь понимать, сколько у тебя единомышленников. А в детстве - совсем один против всех. Печальный и горький, очень неодномерный рассказ.


Дом людей и зверей

Очень добрые рассказы про зверей, которые не совсем и звери, и про людей, которые такие люди.Подходит читателям 10–13 лет.Первая часть издана отдельно в журнале «Октябрь» № 9 за 2013 год под настоящим именем автора.


Ты говоришь мне про язык аборигенов

Илга Понорницкая: «в этом рассказе все начиналось именно с белого стиха, который сочинялся, кажется, совсем без моего участия. А потом захотелось это как-то соединить, чтобы получилось целое...».


В коробке

Введите сюда краткую аннотацию.


Рекомендуем почитать
Хлев Евы

«Следя голоднымъ взоромъ за варкою риса въ котелке, косари фермы слушали дядю Корречола, коренастаго старика съ видневшеюся изъ подъ полуразстегнутой рубашки копною седыхъ волосъ на груди.Красныя лица, загоревшія на солнце, светились отблескомъ пламени очага. Тела были влажны отъ пота после трудового дня, насыщая грубымъ запахомъ жизни горячую атмосферу кухни…»Произведение дается в дореформенном алфавите.


От одного корня

«Дождь лил не два, не три дня, не неделю, наконец, а целых два месяца. Казалось, не было конца ему. Наступил уж ноябрь, затем и он стал подходить к концу, а не было и признаков зимы. День и ночь низко ползли хмурые тучи над грязными, унылыми полями, в воздухе стояла какая-то гнилая, неприятная теплынь, и с утра до вечера моросил мельчайший дождь. Земля переставала всасывать в себя воду. Дороги казались уж не дорогами, а сплошными узкими и бесконечно длинными болотами, по которым шагу нельзя было ступить…».


Сироты 305-й версты

«Наступала весна: конец нашим зимним скитаниям по скверным столичным квартирам. Я, как скворец, ежегодно с первыми весенними лучами отправлявшийся в долгий перелет по стогнам и весям деревенской России для освежения духовного и подкрепления телесного, объявляю своим присным, что пора нам двинуться в путь...».


Металлический привкус

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ты куда, Моисей?

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Открытие

Впервые напечатано в газете «Нижегородский листок», 1986, номер 173, 25 июня; номер 181, 3 июля, в разделе «Фельетон».В собрания сочинений не включалось.Печатается по тексту газеты «Нижегородский листок».


Город, которого почти нет

Введите сюда краткую аннотацию.


Вторая древнейшая

Введите сюда краткую аннотацию.


Тоська и Николетта

Введите сюда краткую аннотацию.