Между двумя мирами - [20]

– Да вы издеваетесь, – я рухнул на свое походное кресло и потер виски. Что же получается, кроме трупов, с которых, конечно, можно собрать кое-какую информацию, мы ничего больше не имеем? – Они что-нибудь говорили? Кричали? На каком языке изъяснялись? Хоть что-нибудь известно про этих нападавших? – призванные на этот малый совет офицеры, а они все были офицерами, включая Петьку, переглянулись и неопределенно пожали плечами. – Ну, хорошо, они не молча напали?

– Нет, орали нехристи эти, перекричать друг друга все пытались, – за всех ответил один Трубецкой, который почти успел добраться до этого бомбиста, обеспечившего себе место в истории, посмертно, правда, но обеспечившего. Слава Богу, что почти успел, а не то, лежать бы ему рядом с Минихом.

– Почему нехристи? – я уцепился за брошенное вскользь слово. – Вроде бы вполне европейской наружности тати были, или я чего-то разглядеть не сумел? – я недоуменно смотрел теперь на Трубецкого, который лишь досадливо поморщился, тем самым давая понять, что «нехристь» было высказано в сердцах, и не несло полезной смысловой нагрузки. Тяжело вздохнув, я снова задал интересующий меня вопрос. – Так на каком языке они переговаривались?

– На аглицком…

– Шведском…

– Польском… – Михайлов, Трубецкой и Петька ответили одновременно и замолчали поглядывая друг на друга. Я же лишь почувствовал, как дергается глаз и накатывает мигрень. Нападавших было не так чтобы много, и перепутать на каком языке они говорят было бы довольно проблематично для людей, которые в это время были прекрасно образованы и каждый из них знал, как минимум, два иностранных языка. Наконец, Михайлов неохотно ответил. – Поляков там больше было, несколько шведов, а командующий нападавшими и гренадер – точно англичане. Но только это ничего не значит. Кто-нибудь мог нанять этот сброд с миру по сосенке…

– Да какой сброд? – Трубецкой поморщился. – Эти твари все имели армейскую выучку, и явно были не просто пушечным мясом. Да и само нападение было очень хорошо организовано. К нему готовились и не один день, отрабатывая детали, что те солдаты на плацу «сено – солома» разучивали.

– Подготовленный отряд знал бы как выглядит государь, а для гренадера появление Миниха в карете было полной неожиданностью! – вспылив, Петька слегка повысил голос.

– А ты, Петр Борисович, вроде как даже сожалеешь, что государя Петра Алексеевича в лицо из этих тварей никто не признал, и не ломанулись они всей толпой к вам троим, – это подал голос, молчавший до сего момента, Репнин.

– Да как у тебя язык повернулся, такое ляпнуть? – Петька вскочил, опрокинув стул, но и Репнин не стал дожидаться, пока этот щегол, коим он считал Петьку, вполне заслуженно, к слову, двинет ему по морде. Но начавшуюся было драку прервал я, тяжело поднявшись и стукнув кулаком по столу.

– Хватит! Разошлись по углам, оба! Только мордобития среди моих ближников мне сейчас очень сильно не хватает. И так чертовщина какая-то творится вокруг, словно мир сдвинулся со своей оси и сошел с ума, потому что я пока вообще не понимаю, зачем кому-то понадобилось убивать меня, или кого-то из моих ближних соратников. Как ни крути, а подобное действо не приводит в итоге ни к чему хорошему тем, кто организовал это чертово покушение, потому что у меня в голове сейчас вертится только одна единственная мысль – размотать кишки всем тем тварям, кто организовал налет.

– Не у тебя одного такие мысли голову морочат, государь, – ответил мне тихо Михайлов. – Я ведь до сих пор не могу понять, как они дозор обошли?

– Да ждали они нас, жда-ли, – Репнин протер лицо руками. – Они, ить, дерево повалили аккурат после того, как дозор проехал, чтоб отрезать нас от помощи дозорных. А до того сидели тихо как мыши. И вот что я хочу сказать – разбойный сброд так не сможет, тут выучка нужна специальная, прав в этом Никита Юрьевич, ох как прав. Но это может и другое означать – кто-то сведения о нашем пути передал, все до мелочей прописал. Только вот откуда ему было знать, что портреты государя, Петра Алексеевича, давно не писаны, и как кто выглядеть будет в нашем отряде – никому постороннему неведомо, да и к тому же мало кто знает, что государь отличается скромностью в одеяниях, и среди офицеров сопровождения заподозрить в нем лицо столь знатное очень проблематично.

Теперь все замолчали и задумались. Не хотелось верить, что кто-то может быть предателем, даже, скорее, не предателем, а так, состоять на содержании у кого-то из иноземцев, потому что вопрос о национальной принадлежности организатора отпадал сам собой в том случае, если покушались на меня – наши мою морду отлично знают и никогда бы ни с кем не перепутали.

Платяная дверь шатра, который брали на всякий случай, и даже не рассчитывали на то, что случай подвернется, отворилась и в шатер скользнул Митька.

– Я все сделал, как ты велел, государь Петр Алексеевич, – он сел за низкий походный столик, и принялся править перья, чтобы в любой момент начать писать, если такая потребность возникнет. Я кивнул и задумался; правильно ли я поступил, когда, чуть приглушив эмоции, велел Митьке не звать сюда Ушакова, а наоборот, передать мой приказ оставаться в Москве и начать искать того, кто сдал нас организатору покушения, потому что, проанализировав то, что помню, я пришел к тем же выводам, что и Репнин. И при этом раскладе нахождение Ушакова здесь, не приведет ровным счетом ни к чему, только подвергнет его жизнь опасности, в то время, находясь в Москве, он сумеет найти предателя и предотвратить что-нибудь еще столь же смертоносное.