Между Азией и Европой. От Ивана III до Бориса Годунова - [5]

В Москве женитьба на византийской царевне воспринималась совсем не так, как в Европе. Богатый русский государь в приданом не нуждался, с далекой Турцией ссориться не помышлял, зато был крайне заинтересован в повышении своего престижа. После долгой и унизительной ордынской зависимости новому суверенному государству нужно было возвращаться на международную арену и повышать свой статус.

Что мы сегодня знаем о молодой женщине, которой предстояло сыграть важную роль в русской истории?

По меркам того времени она была сильно засидевшейся невестой – вступила в брак двадцатичетырехлетней. Внешность при политическом браке большого значения не имела, но Вольпе, следуя европейскому обычаю, привез в Москву портрет девушки. На Руси, где светские портреты были не в обиходе, картину назвали «иконой». К огромному сожалению, эта «икона» до нашего времени не сохранилась. Кажется, Зоя была, на итальянский взгляд, толстовата, но русские придерживались иных канонов красоты и полноту скорее воспринимали как достоинство.

В середине XX века, когда был вскрыт саркофаг, облик великой княгини восстановили по останкам (см. илл. на с. 17).

Хороша ли собой была греческая невеста или нет, действительно не имеет значения. Гораздо существеннее то, что она была очень неглупа и неплохо образованна. Зоя воспитывалась при одном из просвещеннейших дворов Европы, в эпоху, когда итальянская культура переживала Возрождение. Царевна с детства знала греческий, итальянский, латынь и, кажется, довольно легко выучила русский – видимо, была способна к языкам. Среди ее личных вещей имелось немало книг, что впоследствии породило легенду о библиотеке византийских императоров, якобы перевезенной в Москву и пропавшей во времена Ивана Грозного. (На самом деле у бесприданницы взяться такому сокровищу было неоткуда.) В любом случае, великая княгиня настолько отличалась манерами и поведением от воспитанных в запертом тереме русских женщин, что государь сажал ее рядом с собой принимать послов. Последующие монархи своих жен чужеземцам демонстрировать не будут. Из записок иностранцев известно, что «деспина» (так ее называли по титулу покойного отца, деспота Мореи) была умна и могла вести ученую беседу.

Кроме того эта женщина несомненно обладала весьма твердым характером, иначе она не смогла бы влиять на своего супруга, который привык все решения принимать сам. В конечном итоге две эти сильные личности вступили в конфликт, о котором будет рассказано чуть ниже.

Софья (Зоя) Палеолог. Реконструкция по черепу С. Никитина

Несмотря на взаимную заинтересованность, переговоры и обмен посольствами продолжались целых четыре года – тогда всё делалось неспешно. Наконец, летом 1472 года Зоя отправилась в долгое путешествие, кружным путем, в объезд недружественного Москве польско-литовского государства. Дорога заняла четыре с половиной месяца.

Щекотливый вопрос о конфессии невесты решился легко и быстро. Девушка была слишком умна и прагматична, чтобы делать из этого проблему. В Москву она прибыла уже не Зоей, а Софьей – это имя звучало более «русским». Как она вернулась в лоно православия, достоверно неизвестно. Скорее всего, никакого особого обряда не было и Софья просто сделала вид, что никогда не оставляла греческой веры, то есть воспользовалась ложью Ивана Фрязина (что не спасло Вольпе от опалы – видимо, вранье все же каким-то образом раскрылось). Папский легат всю долгую дорогу возглавлял свадебный поезд, везя перед ним католический крест. Но близ Москвы кардинала попросили убраться на задний план, а крест спрятать в сани. Ни об унии с Римом, ни о союзе против турок речи не было. Молодая государыня никакой поддержки кардиналу не оказала, и через два или три месяца он отправился обратно, получив в утешение богатые подарки.

Русские встречают царевну Зою. Ф. Бронников

Второй брак Ивана Васильевича оказался продолжительнее первого. Софья сначала рожала дочерей, что никак не меняло династической перспективы – наследником и соправителем великого князя оставался Иван Молодой. Однако в 1479 году у гречанки родился собственный сын, Василий, а за ним еще четверо (не считая умерших в младенчестве).

В семье государя обозначился опасный раскол, из-за которого весь двор поделился на две враждебные партии: наследника и великой княгини. Конфликт этот перешел в острую фазу после того, как очевидный и, в общем, бесспорный преемник Иван Молодой в 1490 году умер. Теперь вопрос о наследовании стал менее очевидным.

Закона о передаче короны по прямой линии от отца к старшему сыну и так далее не существовало, да и сама идея того, что может быть какое-то правило, обязательное для самодержца, противоречило системе, которую создавал Иван III: высшей инстанцией являлась воля государя, и лишь он один имел право решать, кто станет монархом после него. Разумеется, такой порядок перехода власти будет не раз приводить к смуте, поскольку у каждого из сыновей, да и братьев монарха имелось теоретическое право на трон. «Правильный» порядок престолонаследия в России установится только в конце XVIII века.

Для Ивана Молодого честолюбивый отец – опять не без труда – сумел подыскать иноземную православную невесту, хоть и менее именитую, чем Софья Палеолог: дочь валашского (молдавского) господаря Стефана. Елена Волошанка, как называли в Москве молодую княгиню, силой характера не уступала государыне и, овдовев, возглавила сообщество придворных, делавших ставку на ее сына, маленького Дмитрия.