Меж колосьев и трав - [23]

— Да ты что? — возмутился Гришка. — На молоке обжегся, хочешь, чтобы другие на воду дули? Мы, брат, сами с усами.

Расстались они холодно. А вот теперь…

«Да что я раньше времени в тюрьму сажусь? — остановил себя Гришка. — Они ли еще этого сторожа разукрасили? И когда бы они успели это сделать — на транспортировку избитого сюда тоже немало времени нужно».

А потом решил: они. И времени прошло предостаточно. Пока зерно разгружали, пока на шоссе выбирался — они ведь нарочно его кружным путем послали. А потом еще дождь… Конечно, они.

Хорошо. Пусть даже так! Он-то тут при чем? Мало ли прудов и токов на свете! А кто, собственно, узнает, что Гришка там был? И что о нем знает милиция? Что ехал не с той стороны? Так он выбирал дорогу получше: какой шофер в такой дождик раз десять не съезжает на обочину! А сколько их, машин, и посейчас стоит на проселочных дорогах передом и задом друг к другу. Они и завтра еще так будут стоять. И мужик со своими дружками тоже, чай, не дураки, перед другими выставляться, успели следы замести. Так чего же ему тогда? А?

Несколько успокоенный такими мыслями, Гришка попробовал заснуть. Он долго ворочался в кабине — все было жестко и неудобно как-то, но все же уснул, правда, и во сне стараясь забыться и не просыпаться.

Разбудили его толчком в плечо: в приоткрытую дверцу кабины заглядывал милиционер.

— Вставай, друг, — сказал он. — Поедем.

Гришка вырулил на дорогу.

Он все больше приходил в себя, словно трезвел.

Желтый сноп фар выхватывал из темноты лужи и грязь вокруг них. Иногда в полутьме проплывали мимо кузова застрявших машин. Они стояли по кюветам, заляпанные после выматывающей душу буксовки, бессильные после бесконечного взаимного тягания на лопающихся тросах.

Гришка закурил, посмотрел на милиционера.

— Да, наделал он делов, — сказал он о дожде.

Тот, насупленный, промолчал.

На станцию приехали утром. Милиционер выпрыгнул из машины и пошел к подъезду, над которым забыли выключить лампочку.

— А я? — спросил Гришка.

— А ты езжай, — досадливо сказал милиционер, махнув рукой. — Все уже.

— Эй! — закричал Гришка, высовываясь. — А этот как, раненый?

— Да ничего, — отмахнулся милиционер. — Умер он.

— Умер?!

Гришку словно ветром откинуло на холодную спинку сиденья: «Все! Доигрался, — подумал он. — Доигрался все-таки!»

В этот день его видели в станционном буфете. Брезентовую, похожую на купол цирка, — полотнище над железными угольничками — крышу вздувало, крылья ее хлопали. Он сидел в компании за сдвинутыми столиками и что-то рассказывал, навалившись на столешницу и расплескивая пиво. С брезента каплями скатывались остатки вчерашнего дождя и разбивались в брызги о холодное пластмассовое покрытие столиков.

ПИВО ДЛЯ ПРАЗДНИКА

I

Машина была готова в дорогу: протекторы схвачены цепями, товары в кузове надежно уложены, прикрыты брезентом и перевиты веревками, размочаленные концы которых ниже бортов раскачивало ветром. Морозило. По площади метался снег. Солнце проглянуло сквозь тучи уже далеко за полдень и снова скрылось. Надо было ехать.

В городе темнело. Однако у вокзала было шумно и весело. Ярко светились окна станционного ресторана, за занавесками которого мелькали официантки и видны были пьющие и закусывающие люди. Прошел мимо два раза милиционер в больших валенках с галошами. И двое парней, считая деньги на ходу, прошмыгнули к винному павильончику.

— На красное хватит? — спросил один.

И другой — без шапки, со снегом в волосах — ответил:

— Вот еще! Будем мы себе красным здоровье губить.

Иван немного позавидовал им: дома люди. Он же, Тонков, еще вчера с товароведом орса Егором Демидовичем Рятловым выехал за пивом для рабочих промысла к празднику. Припозднились, ночевали в каком-то селе у рятловской родни. Утром «проскочили» в Илек, вернулись оттуда, загрузились здесь, в Бузулуке, пивом и вот теперь должны ехать домой, а Егора Демидовича что-то задерживало, видимо, уговорили те, с кем он имел дело, совместно пообедать. А погода заметно портилась.

Еще в дороге от Илека до Ташлы Рятлов стал подгонять Тонкова:

— Чего ты тянешься, елкин корень! Мы хоть к часу попадем с тобой в Бузулук?

— Кто его знает! — откликнулся Иван. — Что-то дорога мне перестала нравиться.

— Что сухая такая? — засмеялся Рятлов.

Стояло пока начало апреля, а дороги уже действительно подсохли, но это-то как раз и беспокоило Ивана: в раннюю весну жди всяческих сюрпризов. Однажды еще в войну у них в селе выгнали овец утром в поле по теплу. А в полдень налетел ветер, пошел дождь, ударил мороз — обледенелые овцы и стали падать одна за другою. Так разом вся отара и пропала!

К тому же ехали Иван с Рятловым от Илека — с юга в северную часть области, за триста километров. А при весенней неустойчивой погоде такое расстояние могло многое значить.

— Не надо было так далеко забираться, — недовольно проговорил Иван.

— А вот это тебя не касается! — отрезал Рятлов. — Ишь, моду какую взяли — в распоряжение начальства лезти… Не выйдет!

А с погодой все так и вышло, как предсказывал Иван. Еще задолго до Ташлы начало холодать, потянуло свежим ветром, а вскоре и вовсе, под колесами зашмурыгало рубчиками смерзшихся шинных следов — пошел крупный, оледеневающий на земле снег. А вот теперь здесь, в Бузулуке, снегопад уверенно переходил в метель.