Меж колосьев и трав - [21]

Шрифт
Интервал

Гришка и сейчас почувствовал, как у него перехватывает горло от любви и сочувствия к ней. «Запоздал, — с горечью подумал он. — Сильно запоздал. И чего она теперь там думает?»

Провожая утром Гришку в рейс, совхозный завгар Иван Иванович Черных наказывал:

— Повезешь катушки связистам, не увлекайся. Будут уговаривать на что, знаю я их, говори, не велено — и назад. Нам машина самим нужна. Понял?

А Гришка не послушался. Уже на станции походил меж плавящихся на солнце каменных заборчиков, поискал попутчика: не любил он ездить один. Бывало, посадит девчонку, а нет, так и просто кого-нибудь, и начинает трепаться. Повезло ему и на этот раз. Уже выезжая со станции, на развилке дорог, повстречал он мужика в брезентовом плаще.

— Подвезешь? — забегал тот со своими бидонами по дороге.

— А куда тебе?

— До Болотовского.

— Ну садись.

— Ты в этом плаще на заготовителя похож, — сказал Гришка, когда мужик, устроив свои бидоны в кузове, забрался в кабину. — Ты, случайно, не уполномоченный?

У мужика сморщилось лицо.

— Какой уполномоченный! Дочку замуж отдаю, а свадьбу сейчас, знаешь, как справить. Вот жена и говорят, съездий, продай чего-нибудь на приданое. Вот продал… Слушай, — внезапно оживился он, — тут у меня парень знакомый в совхозе работает, я у него хлеб купил, может, подвезешь?

«Ворованный, наверное, хлеб-то», — подумал Гришка.

— А чего ты со своими шоферами не договоришься, а? Может, машин нету?

— Есть-то они есть, да ведь уборка…

«Наверняка ворованный, — утвердился в своих мыслях Гришка. — Такой жук завсегда бы со своими договорился. Глаз лишних не хочет». А вслух спросил:

— Сколько за работу дашь?

Мужик назвал цену.

— Нет, — сказал Гришка. — Не пойдет. Давай вдвое.

— Ого! — удивился мужик. — Где я тебе их возьму?

— Не хочешь, не надо — сам знаешь, теперь с машинами строго. Хочешь, гони, как договорились. Нет — попрощаемся.

— Ладно, — согласился мужик. — Я тебя у моста буду ждать. Съедешь с большака, привезешь с тока хлеб, другим концом выедешь — никто и не узнает ничего.

— Э-э! — уже сойдя на дорогу, спохватился мужик. — Ты чей же такой будешь?

— С рудника я, — соврал Гришка. — Золотишко моем, может, слыхал?

— Это Кумак, что ли?

— Во-во, — подтвердил Гришка. — Он самый и есть.

На том и расстались.

…От воспоминаний Гришку отвлек холод. Он влез в кабину, попробовал уснуть — не спалось. Из больнички иногда кто-нибудь выходил: давешний милиционер, девушка в белом или пожилая женщина в мужском пиджаке — родственница пострадавшего, а может, уборщица. Все они отдавали какие-нибудь приказания, сами что-то делали, потом уходили вовнутрь. Гришка снова вылез из кабины, походил, сведя плечи, засунув руки в карманы. Устал он в последнее время, сильно устал. С тех пор, как почти в детстве стал он шофером, куда его только не заносило. Сначала он думал, что все люди на земле знакомы друг с другом, и всех их можно узнать. Потом поездил по свету, увидел, как много городов и деревень по стране и сколько живет в них народу, отчаялся познакомиться со всеми, растерял своих прежних знакомых и в последнее время стал жить одиноко, только для самого себя. Он водил машину в горах, ездил на уборочные работы в деревню, приворовывал иногда на бахчах и огородах, не считая это по мелочи воровством, несколько раз тонул, выталкивая из разбитой кабины какую-нибудь старушку или директора местного производства — толстенного дядю в плаще. А в общем жил весело, безалаберно и хорошо.

А вот в последнее время почему-то стал все чаще «гореть». Вот и совсем недавно ехал он плохо знакомой дорогой меж строящихся домов — завалы кирпича, блоков, тесу — а тут девчонки-строительницы в заляпанных известкой комбинезонах стали перебегать дорогу. Все перебежали, а последняя заколебалась, повернула с половины пути назад, поскользнулась и попала под колесо.

Главный инженер предприятия, расследуя аварию, сказал ему:

— Ну тебя, Иванов, к шутам. Несерьезный ты какой-то. Вечно попадаешь из-за тебя в историю.

— Но я не виноват. Вон и из милиции пишут…

— А насчет покойника?

С покойником история была уж вовсе глупая. В гостях у деревенской родни умер автобазовский шофер. Отвезти ему гроб попросили Гришку и члена местного комитета Егорова. День был предвыходной, месткомовский представитель немножко выпил и решил ехать в кузове. В пути его продуло, прячась от ветра, он прикрылся крышкой гроба, а Гришка подобрал у деревушки баб. Тогда все и произошло. Услыхав людской говор, Егоров завозился под крышкой, бабы, завизжав, стали прыгать на полном ходу, и дело снова кончилось милицией.

— Ну это, положим, со всяким может случиться, — сказал Гришка.

— А я что говорю, — обрадовался инженер и с удовольствием поставил росчерк под приказом об увольнении.

Хорошо еще, что в совхозе оказалась у Стеши родня. А если бы нет? Гришке стало совсем скучно от этих мыслей, из задумчивости вывел его милиционер, попросивший папироску.

— Дай-ка спалю еще одну…

Они закурили. Ветер шелестел листьями, капли продолжали капать.

— Ну как там? — поинтересовался Гришка.

— Все так же, операцию делают.

— А-а…

И снова, как дым папиросы, закружились Тришкины мысли.


Рекомендуем почитать
Пока дышу...

Действие романа развертывается в наши дни в одной из больших клиник. Герои книги — врачи. В основе сюжета — глубокий внутренний конфликт между профессором Кулагиным и ординатором Гороховым, которые по-разному понимают свое жизненное назначение, противоборствуют в своей научно-врачебной деятельности. Роман написан с глубокой заинтересованностью в судьбах больных, ждущих от медицины исцеления, и в судьбах врачей, многие из которых самоотверженно сражаются за жизнь человека.


Осеннее равноденствие. Час судьбы

Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.