Мэйдэй - [6]

Командир выдержал этот взгляд и, пряча обиду, холодно ответил:

— Разумеется. Запросил посадку на старботе по месту бедствия. Жду решения.

Взгляд Ивана потеплел.

— Правильно, — одобрил он, — другого в этой ситуации не придумаешь. Сколько в резерве до отцепки?

— Порядка шести минут.

— Чего же на КП волынят?

На командном пункте словно услышали эту фразу: загорелась индикаторная лампочка связной станции, и суховатый голос главного диспетчера бесстрастно проговорил:

— «Радуга», я — «База-два». По месту бедствия условия высшей сложности. Вероятность успеха менее тридцати процентов. Запрещена посадка всем летательным аппаратам из космоса и мезосферы.

— Я — «Радуга», понял, — привычно ответил командир и, не удержавшись, зло добавил: — А ребята в кратере пусть пропадают?

— Не мелите ерунды! — сердито ответил главный диспетчер, тоже не удержавшись в официальных рамках. — Спасатели имеют группу реанимации. Вероятность успеха у них более семидесяти процентов. — И после легкой паузы холодно добавил: — С борта «Радуги» посадку запрещаю. Как поняли?

— Понял, запрещаете, — ответил командир лайнера.

Иначе он и не мог ответить на прямое приказание командного пункта.

10

Светлые прозрачные глаза Тора прямо смотрели на Владимира.

— Ты понял ситуацию?

— Да, — горько ответил Владимир и прикрыл глаза.

Спасатели опаздывают почти на полчаса. Значит, смерть.

Потом реанимация. И если немного повезет, воскрешение к новой жизни. Но сначала смерть в цепких когтях сернистых газов, которые будут раздирать легкие, мучительная смерть от недостатка кислорода, в судорогах кашля и рвоты. Владимир беспокойно пошевелился и открыл глаза:

— Тор, послушай.

Тор склонился к лицу товарища, чуть поморщившись от боли в сломанной ключице.

— Слушай, ведь при отравлении вероятность реанимации падает?

— Да, примерно вдвое.

Владимир размышлял, лицо его имело такое выражение, что Тор так и остался в неудобной позе, склонившись к его лицу.

— Торик, — Владимир нащупал руку товарища, — пойми меня правильно, Торик. Если смерть неизбежна, то глупо… и страшно умирать от газа. Ведь правда?

— Правда, — не сразу ответил Тор.

Владимир взглянул ему в глаза.

— Надо… ты врач, понимаешь?

Светлые глаза Тора смотрели бесстрастно.

— Понимаю.

Владимир облегченно передохнул.

— Кто на связи?

— Ришар и Инга. Если будет что-нибудь важное, Инга прибежит.

— Ну вот. Ты сделаешь это мне, Гаруну и себе. А Ришар и Инга, используя остатки кислорода, примут спасателей.

— Двоим кислорода не хватит, — жестко проговорил Тор.

— Ничего, они сами решат, как быть дальше. — Владимир зябко повел плечами. — А… как ты думаешь сделать это?

— Лучше всего самый простой и древний способ — вскрыть вены, — медленно проговорил Тор, — но это долго. Долго и… тяжело. Рациональнее всего инъекция леталина. Остановится сердце, вот и все. На всякий случай я приготовил все, что нужно.

— Хорошо, — после паузы согласился Владимир и беспокойно шевельнулся. — Не будем медлить. Начинай с меня.

Тор бережно положил свою большущую лапу на руку товарища.

— Надо подождать, Владимир. Командир «Радуги» запросил разрешения на посадку, хочет нас вывезти отсюда.

— На лайнере? — изумился Владимир.

— На старботе. Если ему разрешат, он успеет. Впритык, но успеет.

Владимир молчал секунд десять, а потом грустно сказал:

— Это безумие. На старботе, без обеспечения, приземлиться здесь невозможно. Не спорь, я сам пилот, знаю. К чему лишние жертвы? И мы сами во всем виноваты. Надо радировать, что мы отказываемся от такой помощи.

11

Почему диспетчеры часто бывают сухарями и формалистами? Работа делает их такими? Или, напротив, на диспетчерскую работу подбираются люди с таким характером?

Иван вздохнул. Хуже всего, что диспетчер прав. Посадка в кратер вулкана из космоса в условиях высшей сложности — никому не нужная игра в кошки-мышки с самой смертью. А семьдесят процентов успеха, несомненно, куда весомее тридцати. Почему же решение диспетчера вызывает протест? Что раздражает в нем? Может быть, то, что, сидя в удобном кресле, он безапелляционно и хладнокровно обрекает пять человек на верную смерть и последующее так или иначе проблематичное воскрешение? И, собственно, какое дело до всего этого ему, Ивану Лобову? Ведь он в отпуске, на отдыхе, а в Найроби его ждет Лена.

Лобов вздохнул, потер рукой подбородок и обернулся к командиру лайнера.

— Ракеты у них есть?

— У кого? — не понял командир.

— У терпящих бедствие, — с некоторым раздражением на такую недогадливость пояснил Лобов.

— Есть, — командир с интересом приглядывался к Ивану, — специально уточнял. Я ведь хотел садиться по ракетам.

— Иначе там не сядешь, — задумчиво подтвердил Лобов.

Он все еще никак не мог решиться. Будь это в дальнем космосе, он бы, не раздумывая, поспешил на помощь попавшим в беду, а вот здесь — размышляет. Наверное, дело в том, что на далеких планетах нет ни службы безопасности, ни спасателей, ни сухарей-диспетчеров. И Лена не присылает там телеграмм с извещением, что прибыла на Землю и хочет как можно скорее его увидеть.

Поймав боковым зрением пристальный, понимающий взгляд командира лайнера, Лобов усмехнулся.

— А что, если я попробую запросить посадку? Вы разрешите?