Метрополис. Индийская гробница - [6]

— Что тебе нужно, Фредер? — спросил Джо Фредерсен, не оборачивая головы, точно он узнал своего сына по его дыханию.

Да, это был Фредер. Но он мало походил на того Фредера, который часа два тому назад весело бегал по чудесным лужайкам Вечных Садов. Он не ответил сразу на спокойный вопрос своего отца. Но испуганные глаза его не отрывались от измученных глаз Геймердинга.

Сейчас только Джо Фредерсен повернул голову. Он увидел своего сына и спокойно поднялся. Он засунул руки в карманы брюк.

— Стакан воды для господина Фредера, — сказал он.

Но Фредер отказался, точно ему некогда было задерживаться. Наконец, он произнес:

— Я был в городе машин, отец!

Правая бровь Джо Фредерсена медленно поднялась. Он спросил:

— Что искал ты в городе машин, Фредер? Кто впустил тебя? Кто водил тебя?

Фредер, казалось, не понял ни одного из трёх, вопросов, заданных ему отцом. Во всяком случае он не ответил на них.

— У машины «М» случилось несчастие, — продолжал Фредер. — Он задрожал, застонав, как подстреленный. Я был при этом.

Он бился руками об стену, он спрятал голову в руках.

Джо Фредерсен не двинулся с места. Он только слегка повернулся к Геймердингу, который, прислонившись к столу, с посеревшим лицом смотрел на Фредера.

— Как это случилось, Геймердинг, — спросил Джо Фредерсен вполголоса, — что я узнаю о несчастий с машиной М от своего сына — не от вас?

Первый секретарь тщетно искал ответа. Он не нашел его. Бессильный уйти от когтей жестких глаз, которые держали его, он стоял, словно в параличе. Лицо его с секунды на секунду становилось все бледнее.

Точно поняв, что стоящий перед ним человек не в состоянии двинуть членом, пока он держит его своим взглядом, Джо Фредерсен отвел глаза.

— Подробности! — сказал он.

Первый секретарь оставил комнату.

Джо Фредерсен взял с письменного стола маленькую книжечку и перелистал ее. Короткая твердая черта появилась на месте где стояло имя Эрнста Геймердинга.

Достаточно было одного взгляда, чтобы из комнаты вышли остальные служащие.

Джо Фредерсен подошел к своему сыну. В том, как изменился самый звук его шагов, в движении, которым он положил свою руку на плечо сына, было столько грустной нежности, что голова самого могущественного в Метрополисе человека склонилась под нею, точно под непосильной тяжестью.

— Пойдем, Фредер, — сказал он ласково.

На секунду он закрыл глаза, точно переутомившись. Фредер обернулся.

— Отец! Мне пришлось увидеть это! Я был там, когда машина вдруг встала — да, встала, как огромный дикий зверь, она выла, как зверь, она была вся в кипящих парах. И из этих туманных паров падали тела обварившихся людей. Люди лежали на земле, корчились в нестерпимых муках и прижимали кулаки к своим ранам. И хоть они кричали так, что глаза вылезали у них из орбит, — криков не было слышно: рёв машины заглушал их…

Джо Фредерсен держал сына обеими руками. Он не смотрел на него, он смотрел вдаль.

— Ты молод, — сказал он тихо, когда Фредер замолчал. — Ты слишком молод.

— Для чего, отец?

— Чтобы нервы твои выдержали испытание.

Фредер поднес обе руки ко лбу.

— Я надеюсь, что никогда не придёт время, когда я буду равнодушно смотреть на муки людей.

— Ты научишься этому, милый мой сын, — ответил Джо Фредерсен. Ты должен будешь научиться этому, как научился я — и все, кто стоит наверху.

Глаза молодого человека в упор смотрели на отца.

— Тогда я не хочу никогда стоять наверху, — сказал он. — Никогда! Шелковая рубашка горит на моих плечах — с тех пор, как я знаю, что существуют люди, дети которых ходят в лохмотьях… Это безумие отец, кормить собак деликатесами, когда люди голодают и умирают с голоду. Это безумие, что наверху все— смех, танцы и блаженство, а внизу— стоны и проклятия. Ты можешь спать, отец? — спросил он, пристально глядя на отца. — Ты можешь спокойно спать, зная, что миллионы людей прокляты — что они живут в аду? В аду, в котором заставляешь их жить ты — ты и все те, кто наверху?

— Я научился этому, — сказал Джо Фредерсен. — И будь уверен, Фредер, что люди, за которых ты волнуешься, спят спокойнее и лучше моего. Тяжесть творчества не давит их мозга. Берегись, Фредер, считать людей хорошими, видеть в них невинные жертвы только потому, что они страдают. Их горе трагично, но в нем есть логика — ибо они применимы только как масса, а отдельный человек почти не имеет цены. Не забывай, что люди — продукт случайности, Фредер. Это не важный материал. Но если в отливке их произошла ошибка, их нельзя снова отправить в плавильную печь. Мы принуждены брать их такими, как они и есть. И не наша вина, если они погибают вследствие своей непригодности.

Он хотел продолжать, но дверь медленно и осторожно раскрылась и в комнату вошел Геймердинг. Он выглядел еще растеряннее прежнего, у него было лицо человека, который знает, что он погиб.

— Грот, сторож машины сердца… — произнес он заикаясь.

Джо Фредерсен тут же прервал секретаря. Движение головы его сказало:

— Пусть войдёт!..

Геймердинг отошел в сторону, и Грот вошел.

* * *

Грот был великаном. У него были плечи и затылок циклопа; при виде груди и рук его казалось, что он может задушить в своих объятиях молодого быка.