Метр Адам из Калабрии - [29]

Это было последнее прискорбное происшествие, случившееся тогда в столице Калабрии. Подземные толчки мало-помалу становились все слабее; утром, когда солнечные лучи осветили место трагедии, несчастные жители города обрели мужество смотреть ей прямо в глаза, причем они так и не узнали, кто были те, кого следовало благодарить за помощь, оказанную так неожиданно и таким чудесным образом, так как бандиты на рассвете скромно удалились в монастырь капуцинов, а Марко Бранди уединился со своим достопочтенным отцом, чтобы получить его благословение и упорядочить все денежные дела, связанные с предстоящей женитьбой.

XI САМООТВЕРЖЕННОСТЬ

Мы уже говорили, что отец Марко Бранди любил во всем порядок; в полном порядке были и все его счета, и сыну оставалось лишь поздравить себя с тем, как честно и в то же время прибыльно были использованы эти средства. Однако в данных обстоятельствах юному жениху требовались наличные, и потому он взял тысячу скудо золотом и тысяч четырнадцать-пятнадцать франков в виде чеков на предъявителя, выписанных на банкирские дома «Мариекоф» в Неаполе и «Тортониа» в Риме, а остальное не тронул: в умелых руках, почти что удвоивших его скромное состояние, эта сумма могла увеличиться еще в два раза.

У Марко Бранди были свои причины не следовать во второй раз одним и тем же путем. Когда в Козенце воцарилось смятение, его никто не узнал, что было вполне понятно, ведь каждый был чересчур поглощен личными бедами, чтобы всерьез интересоваться чем-то еще, не имеющим отношения к происшествию, в результате которого половина города была полностью разрушена, а каждый новый толчок угрожал другой половине города, пока еще целой. И потому Марко направился в Сан Лючидо, а уже оттуда, заплатив рыбакам за проезд и плывя вдоль берега, был доставлен в Тропеа.

Прибыв в этот город, он одновременно узнал две совершенно неожиданные новости: метр Адам умер, а Джельсомина уже несколько дней живет у тетки; разузнав, где находится жилище доброй женщины, он нашел несчастную девушку в окружении множества девиц ее возраста, которые своими банальными словами сочувствия лишь усиливали горе, вместо того чтобы его ослабить, а горе Джельсомины было весьма велико, потому что, несмотря на ее капризный характер и беспокойный дух, у нее было доброе сердце и она любила отца от всей души. И вот, стоило ей увидеть, как отворилась дверь и на пороге появился тот, кого она любила, она почувствовала, что Господь посылает ей душу, которой можно излить свое горе, бросилась молодому человеку на шею и залилась слезами. А поскольку до того прошел слух, будто девушка собирается выходить замуж за друга своего брата, то в новоприбывшем все сразу же увидели жениха и, уступая естественному побуждению не проявлять назойливость, удалились, так что они остались одни.

Марко Бранди и не пытался утешать Джельсомину; напротив, он стал рассказывать ей о великолепных качествах ее отца, о своей любви к ней, обо всем том, от чего у нее, наконец, потеплело на сердце, и девушка нашла в слезах, которые он заставил ее пролить, единственное настоящее утешение, соразмерное ее горю. Затем мало-помалу среди слез страдания, словно луч солнца среди грозовых туч, стали прорываться слова любви; Марко Бранди перестал говорить о настоящем и перешел к надеждам на будущее; он напомнил о тех надеждах на их счастье, о тех планах для них, которые вынашивал метр Адам и которые они теперь, без него, обязаны осуществить; причем молодой человек настолько в этом преуспел, что в результате начал с проявившейся в нем чуткостью, быть может неожиданной для полудикого горца, снимать с глаз несчастной Джельсомины траурную пелену, застилавшую ей горизонт. Вначале она только слушала его, а потом стала ему отвечать: ведомая Смирением, она сделала первый шаг по направлению к Надежде.

К концу дня по городу прошел странный слух. Стали поговаривать, будто фра Бракалоне, проезжая через город на Валааме, чтобы, как обычно, собирать пожертвования в соседних деревнях, проронил несколько загадочных слов по поводу некоего воскрешения, которое может оказаться еще более горестным для семьи, чем сама смерть. И когда его стали расспрашивать о подробностях последних минут жизни метра Адама, францисканец, вместо ответа, лишь покачал головой, как человек, который ничего хорошего сказать не может, но не мешает каждому строить любые догадки, какие тот пожелает. Эти полуоткровения были доведены до сведения тетки Джельсомины; та же, не понимая, как это на свете может существовать нечто такое, что хуже смерти, довела до сведения племянницы все те слухи, каким мог бы дать надлежащее объяснение лишь один достопочтенный ризничий. Надежда в человеческом сердце угасает последней; вот и Джельсомина начала надеяться, еще не отдавая себе отчета в том, на что же именно она может рассчитывать. В эту минуту на повороте улицы показался фра Бракалоне вместе со своим ослом. Джельсомине захотелось подбежать к нему, но ее удерживала тетка. Однако в тот момент, когда фра Бракалоне следовал мимо ворот, Марко Бранди преградил ему путь и попросил зайти. Ризничий узнал давнего знакомого, которого, как и все, считал другом капрала Бомбарды и, полагая, что рано или поздно Джельсомине придется узнать правду, предпочел, чтобы она услышала все из его уст, ибо таким образом она будет уведомлена о случившемся со всеми предосторожностями, которые могут смягчить боль.